Стройбат   ::   Каледин Сергей

Ты уйдешь – мне деньги отберут старики. Я тебе отдам, ладно? Тебе отдам, ты мне потом тоже отдашь. Ладно, хорошо, ладно?

– Ладно! – кивнул Костя и закрыл окно.

Бабай, как постоянный дневальный, получал шестьдесят рублей. После вычета харчей, обмундировки и так далее на руки ему выдавалось пятнадцать, еще пятнадцать ложились на лицевой счет. Год назад Бабай упросил Костю отбирать у него получку – тогда другие старики не будут зариться. Костя согласился. Не за так, конечно, – троячок ему Бабай отстегивал каждой зарплаты.

Костя довел себя до кондиции. Причесался, максимально напустив волосы на уши, надушился любимыми своими духами «Быть может», польскими, с полынным запахом. Спасибо, мать посылает. Надо, кстати, написать ей, с тоской подумал Костя. Нудит: в институт, в институт… Какой тут институт… Костя достал нагрудного кармана крохотную щеточку для сапог, завернутую в лоскут бархата отрезанный от клубной гардины, навел глянец на сапоги, нутри кулаком оправил меховую шапку с недовытравленным на засаленном донце именем бывшего владельца и легкой журавлиной походкой, благоухая, вышел бани.

Карманы его дембельской гимнастерки слегка оттопыривались.

В карманах у Кости находились конверты, шариковая ручка, бумага для писем и маленький, но толстенький дневничок в клеенчатой обложке, куда Костя записывал события дней и по обкурке – стихи. Были там еще арабская зубная паста «Колинос», которую Костя применял специально для свиданий, упомянутые уже щетка для сапог, духи, а также зубная гэдээровская щетка. Упаси Бог в роте увидят – тот же Коля Белошицкий заныкает, и выявится его щеточка в виде наборного браслета для часов. Коля может даже и сознаться в пьяном виде. Понурит голову, отягощенную большим переломанным носом. «Ну, прости, – скажет и разведет в стороны свои длинные жилистые руки. – А браслетик по люксу вышел. Хочешь, возьми. Простишь?» Ну кто ж после таких слов не потечет? Потому-то Колю никто в жни и пальцем не тронул – рука не подымалась. А что нос перебит, так это еще до армии, на зоне, по недоразумению и в темноте.



2

– Слышь, земеля! – Валерка Бурмистров орал прямо с крыльца КПП. – Ну, ты, в натуре, вчера хорош был, я те дам!..

Костя остановился перевести дух, вытер рукавом липкий похмельный пот, скривил улыбку:

– Да-а?..

– Будь здоров! – Валерка заржал. Тебя мой молодой на себе до роты… Дрозд!

На крыльцо выскочил здоровенный, стриженный налысо молодой.

– Вот этот, – сказал Валерка.

– Ага. – Костя кивнул, благодаря не молодого, а Валерку, поскольку молодыми распоряжался он. – Ничего такого, Валер?.. А?

– Нормальный ход. Тебя Рехт, дружок твой, заловил, хотел на губу. Еле отбил… Москвичей не любит, только так!

– Спасибо В… – пробормотал Костя, берясь за тачку.

– Земель! Погоди…

Молодой с интересом наблюдал за ними.

– Кыш! – прошипел Валерка, и молодой исчез. – Вчера обстриг их налысо, обросли, как деды. Тебя как зовут, забываю?

– Константин, – как можно спокойнее ответил Костя.

– Слышь, земеля, трояк не займешь? Молодым осетрины прислали с Оби. Я считаю, им вредно. А?

– Вредно, – небрежно, по-дедовски кивнул Костя.

– Короче, трояк займи, рассыпухи берем, и вечерком приходи. Телек позырим. «Братья Карамазовы».

Костя с трудом понимал Валерку. Деньги нужны. Денег нет.

– Денег-то, В…

– Ну, здрасте, приехали! – Валерка хлопнул себя руками по ляжкам. – Как бухать – есть, как земелю выручить – от винта! Хреновый ты земеля! Я таких в гробу видал!..

Надо бы объяснить, что денег у него с тех пор, как залетел с кренделями глазированными, вообще нет, только Бабаев трояк, который он вчера тоже упустил, потому что деньги у Бабая отобрали другие, пока они с Богданом киряли у Тани-вонючей.