Стулик   ::   Парисов Роман

Дыра моя была особенная: ещё и центробежная! Она выталкивала меня в пятнично-субботние ночи в большие круизы по московским дискотекам, которые я объезжал галопом, нагрянывал в них своим мощным торсом, обтянутым белой шерстяной фуфайкой, – убийственным козырем в переглядной дуэли с дамами – и, уподобляясь этим пошлейшим, вездесущим, якобы безвозрастным жеребцам, ежесекундно фотографировал в громыхающем мельтешении окрестные портреты, пейзажи и натюрморты невидящим и бесстрастным, почти онегинским взором. Проку от тех хождений было мало, ибо те редкие лани, стройнючие и изгибчатые, чёрт бы их подрал, сказывались не одни, замужем или же «просто потанцевать» приходили – бог мой, как умиляло меня это малиновое словосочетание в невинных силиконовых устах какого-либо прожжённого ангела с потрясающей голой спиной, кто же сейчас на дискотеки потанцевать приходит, дура!! (Кстати, для меня совершенно очевидно: распространённое представление о неизбежности секса apres-discotheque крайне преувеличено. Точнее, почему нет, но что это должны быть за всеядные, нетребовательные экземпляры… Нет, домой, забыться, спать.)

Однако. Каким пафосом и значением сопровождаются эти игрушечные появления в свет! Вот она, якобы запыхавшись с улицы и нарочито тарахтя по мобильному, деловито влетает в пестреющий людьми предбанник «Марики», автоматически бегает глазками в поисках многочисленных «друзей»… Па-а-аша!! – поцелуй взасос, объятья… Ты здесь с кем? Вы щас куда? Ну не трынди, метнулись в «А приори» – там прикольней… А под завязку, где-нибудь часу в седьмом в нижнем чилл-ауте «Цеппелина», явно нанюханная, нос к носу с тем же Пашей… Опять возбуждённый, радостный обмен информацией. Мы ща в «Микс», догоняться, а там опять в «Приори» – на морнинг-пати…

Вон другой объект – миллионщик и светский лев, Балданов Валерий Алексеич, уже лет десять как куда ни я – всюду он, в какой-то джинсовой рубашечке, вечно оттянутой животиком, да совершенно невообразимых красных тапочках – стоит так себе покойно, невыразительно, качая черепаший профиль, руки в карманах, с парой подобных же безвозрастных пузатиков… И чего стоит-то, спрашивается? Чего не спится ему в два ночи? Здра-а-авствуйте, Валерисеич! – слабый кивок. Помню, лет пять назад этот Балданов после той же «Марики» принимал весёлых страусят в свой белоснежный «шестисотый» и увозил в неизвестном направлении. Куда увозил-то, спрашивается?! А?!

Что-то в «Мост» сегодня ломится народ, и дюжие охранники в смокингах решительно не пускают без карточек. Нет, меня, конечно, всегда – у меня ни одной никуда, а пустят везде: помимо правильного лица, полубогемного тарзанистого фасада, заставляющего вздрогнуть (кто он, откуда?.. где-то видел/видела я его…), да независимого трубадурского прикида, выстреливающего из общей пафосной серости, на мне ещё и ничем неизгладимая печать достоинства и интеллекта. (Comme il fait, сказал бы обо мне Лев Николаевич Толстой.)

Но двинем-ка напротив сначала – в «Шамбалу» (название-то какое, а? – конечно, притёрлось уже, но человеку интеллигентному положительно отрежет ухо). Подзарядиться камерной восточной аурой! Я уже порядком весел, ка-а-ак пройдусь по брусчатому проходу, как порастолкаю резаные портьеры…

…а там Фиса – прямо в кресле в плетёном – висит такая и ждёт меня. Где ж ты всё ходишь, говорит, а глазки опять свои-свои… Возьми скорей меня домой отсюда, говорит, в постельку, я больше никогда-никогда, я так устала ото всего…

Хрена. Нет нигде Фисы. Зато летняя площадка открылась! Монументальная лестница в мистическом фиолетовом свете – под «Энигму» дефилируют по ней голые инопланетянки… Все, как одна, с поджарыми животами, с выступающими косточками на бёдрах, с длиннющими худыми ногами – это же он почти, он, мой вожделенный собирательный образ!..