Тайны живописи   ::   Чехов Александр

Миша с радостью и вдохновением наблюдал сейчас тот удивительный, уникальный, волнующий момент, когда отдельные разрозненные мысли, бессвязные образы и смутные идеи, накопленные за последние дни, собираются в нечто цельное, четкое, оформленное, в некую конструкцию или, лучше сказать, пейзаж, масштабную картину с горами, рекой, домами и дорогами, он знал уже имена и возраст актеров, черты их характеров, он видел перед собой ясно, как в кино, первую сцену, и была полная внутренняя уверенность, что она должна быть именно такой -- словно медленно выплывающая из темноты, из небытия, из пространства, не сразу, постепенно появляющийся на свет мир ирреального театра, зрительного зала, декораций, актеров и их персонажей, живущих в каком-нибудь большом городе где-то в России, не в Москве, нет, где-то в провинции, где жизнь похожа на медленно несущую свои воды Волгу, полная созерцательности и сосредоточения, когда можно остановиться, оглянуться назад, подумать и только после этого сделать шаг дальше.

Миша встал, как был в трусах, сел за стол, смахнул пыль с клавиатуры, положил руки на клавиши. Пальцы его напряженно замерли на несколько секунд, затем выстрелили короткую, звонкую очередь. На белом листе появилась надпись:

"ТАЙНЫ ЖИВОПИСИ"

киносценарий

5.

Комната. В полумраке едва видны несколько стульев вдоль стены, контуры четырех людских фигур.

С е р г е й. Свет поярче?

В а д и м. Нет. Оставь. Так лучше.

Т а н я. Интим!

М а р и н а. Сейчас что-то будет.

Короткая пауза. Слышен звук двигаемого стула, возня.

С е р г е й. Не слишком затянуто выходит?

В а д и м. Сойдет для начала.

Т а н я. Так все же, трагедия или комедия?

В а д и м. Драма.

С е р г е й. Драма? Это слово не говорит ничего. Просто история.

В а д и м. Ничего. Слишком много. Какая разница?

Камера наезжает на Вадима, так что источник света, слабая, прикрытая абажуром лампа, находится сзади, и голова - лишь контур в красно-оранжевом ореоле. Так она медленно движется от актера к актеру на протяжении всей сцены.

С е р г е й. И все-таки...

В а д и м. Трагедия и комедия -- это условность. Все зависит от чувства юмора.

Т а н я. Автора?

В а д и м. Актеров.

М а р и н а. Оригинально.

С е р г е й. Ничего святого?

В а д и м. Почему бы нет?

С е р г е й. Ты собираешься смеяться над Ромео?

В а д и м. Почему бы нет?

Т а н я. Любовь...

В а д и м. Страсть. Только страсть убивает. А любовь заставляет расти. А Шекспир был веселый человек. Ты согласна?

М а р и н а. Хорошо. Страсть, смерть, любовь, измена... Отношения мужчины и женщины. Как всегда. Это вечная тема.

С е р г е й. Просто люди похожи. И мы играем в одно и тоже. Только по разному.

Т а н я. Штампы, штампы... Ты был прав. Что, опять треугольник?

В а д и м. Может быть. Может быть нет. Хочешь, мы сделаем круг?

С е р г е й. Это будет забавно. А финал? Хочешь хороший финал? Ты и я, на арене, как? Чем тебе не круг? Мы выходим на цирковую арену в костюме клоунов, почти как у Феллини, только наоборот, не уходим, а выходим и кланяемся публике. Не конец, вроде, а как бы начало. Круг. Как?

В а д и м. Финала нет.

Т а н я. Как нет?

В а д и м. Нет. Финала нет. Нет автора и нет финала. Мы -- сами себе хозяева. И пусть оно идет, как идет.

С е р г е й. Вот как! Без финала, значит?

В а д и м. Без финала.

М а р и н а. Ясно. И что же нам делать?

В а д и м. Жить.

6.

Ночь. Город. Он сел на место у окна, благо в полупустом вагоне таких мест было полно, и в пыльном стекле увидел свое лицо. Трамвай 26-го маршрута, Московский вокзал - 4-й Нагорный микрорайон, предпоследний, последний будет через полчаса, в начале одиннадцатого. Вагон чуть качнулся назад, задребезжал и тронулся с места. Вместе с ним тронулось и лицо, или тот мир, что снаружи.