Там вдали, за рекой   ::   Принцев Юзеф Янушевич

Он слышал, как они засмеялись и опять кто-то запел, а Степан, почувствовав, что не может идти дальше, опустился на скамью. Так он и сидел, обхватив голову руками, а ветер гнал по бульвару желтыер листья, и они шуршали у него под ногами.

Вот и перелистана последняя страница тетради. Лежит она в музее

рядом с простреленным знаменем, залитым кровью комсомольским билетом,

наганом, хранящим до сих пор следы сгоревшего пороха.

Шестьдесят лет прошло с той поры. Целая жизнь.

Об этом думает, наверное, седой человек, которого я так часто

вижу здесь. Он подолгу простаивает в этом зале, задумчивая улыбка

трогает его губы, молодеют глаза, и, когда приглаживает он

поседевший, но все еще непокорный хохолок на затылке, мне вдруг

кажется, что передо мной Женька Горовский. Когда же он горестно

сутулит плечи и тяжелой ладонью будто обмывает лицо, то чем-то

становится похожим на Федора, каким я его себе представлял.

Скорее всего это ни тот, ни другой. Все комсомольцы тех лет

чем-то похожи друг на друга. Это я заметил давно.

Совсем маленький мальчонка - по всему видно, что внук, - тянет

его к другим стендам, где белозубо улыбается Бонивур, ступает босыми

ногами по снегу Зоя, непримиримо стоят молодогвардейцы, устремляется

ввысь ракета с первым в мире космонавтом, гордым факелом пылает

трактор Анатолия Мерзлова...

Но седой этот человек все стоит и смотрит на пожелтевшую

фотографию, с которой улыбается девушка с большими светлыми глазами и

косо срезанными крыльями волос на щеках.

А я смотрю на него...