Тихие дни в Клиши   ::   Миллер Генри

Когда она в полном изнеможении, широко раскинув ноги, повернулась на спину, глаза ее поблескивали как тлеющие угли, а от каждой клеточки кожи отскакивали искорки. На протяжении бесконечно долгого времени мы не произнесли ни слова. Чиркнув спичкой, я закурил сигарету, вложил ей в рот и откинулся на спину, удовлетворенно уставившись в потолок.

— Мы еще увидимся? — решился я нарушить молчание.

— Это от тебя будет зависеть, — отозвалась она, делая глубокую затяжку. Перевернувшись отложить сигарету, а затем придвинувшись ко мне вплотную и пристально глядя мне в глаза, она вновь заговорила — с улыбкой, но серьезным тоном — своим низким, грудным голосом:

— Слушай, мне надо поговорить с тобой о важном деле. Хочу попросить тебя о большом одолжении… У меня неприятности, крупные неприятности. Ты бы согласился помочь мне, если я попрошу?

— Само собой, — отозвался я, — но как?

— Деньгами, — ответила она тихо и просто. — Мне нужны деньги… Много. И дозарезу. Не хочу рассказывать на что. Ты уж поверь мне на слово, хорошо?

Я протянул руку и взял со стула свои брюки. Извлек из них бумажные купюры и всю мелочь, какая была в карманах, и вложил ей в ладонь.

— Вот все, что у меня есть, — сказал я. — Это все, что я могу для тебя сделать.

Не глядя она положила деньги на ночной столик и, наклонившись, поцеловала меня в лоб. — Ты гигант, — сказала она. Не разгибаясь, она смотрела мне в глаза взглядом, полным какой-то молчаливой, застенчивой признательности, затем поцеловала в губы — не страстно, но медленно, нежно, как бы стремясь вложить в поцелуй то, чего не умела выразить в словах и не решалась доверить немому языку своего тела.

— Не хочется сейчас об этом говорить, — сказала она, вновь откидываясь на подушку. — Je suis emue, c'est tout 8 . — И, чуть помедлив, добавила: — Странно, насколько иностранцы добрее соотечественников. Вы, американцы, так добры, так великодушны. Нам нужно многому у вас поучиться.

Старая история; я испытывал чуть ли не стыд за то, что волею случая еще раз оказался в роли щедрого американца. Произошла чистая случайность, пояснил я ей; если бы не эта случайность, у меня не было бы в карманах столько денег. Она ответила лишь, что это придает моему поступку, моему благородному жесту еще большую ценность.

— Француз все равно так не поступил бы, — продолжала она. — Француз бы припрятал их. Француз никогда бы не отдал все свои деньги первой встречной девушке лишь потому, что она в беде. Да он просто-напросто и не поверил бы ей. Сказал бы: “Je connais la chanson” 9 .

Я ничего не ответил. Это было правдой и неправдой. В конце концов, мир состоит из противоположностей, и из того, что ко времени, о котором идет речь, мне еще не довелось встретить ни одного неприжимистого француза, не следовало, что их вовсе не существует. Попробуй я рассказать ей, сколь мелочными бывали подчас мои друзья, мои собственные соотечественники, — она мне не поверит, только и всего. А добавь я к этому, что и мною самим двигало не великодушие, а что-то вроде самолюбования (ибо кто, скажите, может быть ко мне великодушнее, нежели я сам?), она, чего доброго, заключит, что я и впрямь того.

Я приник лицом к ее груди. Затем скользнул вниз и прижался губами к ее пупку. Затем спустился еще ниже, зарывшись в густую поросль ее волос. Она медленно подняла мою голову вверх и, побуждая меня занять испытанную позицию, проникла языком мне в рот. Мой член отреагировал автоматически: он вошел в нее так же легко и беспрепятственно, как трогается с места автомобиль, когда нажимаешь на стартер. У меня возникла одна из тех долгих, нескончаемых эрекций, какие сводят женщин с ума.