Той победной весной (Из дневника лейтенанта Гиясзаде)   ::   Аббасзаде Гусейн

В нем уже не было ни одного переполненного купе. Наконец остались только те, кому предстояло ехать до конечной станции.

Вечерело. Целый день веселившиеся соседи стали укладываться на отдых. Это была последняя ночь, которую нам предстояло провести в вагоне.

Я тоже лег. Но не спалось. В голову лезли всякие мысли, воспоминания. Снова стал думать о маме. Я не мог представить ее без Баку и Баку без нее. Во многих местах довелось побывать мне за четыре военных года, много перевидел я городов - и больших, и маленьких, и красивых, и не очень красивых,- но мне казалось, что ни один из них не может по красоте, своеобразию сравниться с моим родным городом. Не укоряйте меня, может быть, в данном случае я слишком пристрастен.

Наступила ночь. Многие в вагоне уже спали. Но немало было и таких, как я, которые не могли уснуть и ворочались на своих полках.

Оглушая грохотом пустынные поля, покачиваясь на стыках рельсов, поезд мчал нас в ночной темноте в Баку. "Наверное, мама уже получила телеграмму и теперь -смотрит, смотрит в окошко,- думал я, глядя на струящую тусклый свет, запыленную, висящую под потолком лампу.- Ничего, мама, теперь уже скоро... Считанные часы остались..."

Еще не рассвело как следует, а в вагоне все уже стояли одетые. Все тянулись к окнам.

Как только поезд отъехал от станции Баладжары, волнение удвоилось.

- А ведь ничего не изменилось! -- слышались голоса.

- Да, все осталось как было!..

- Как я скучал, братцы, по этим местам!..

- Чего там, с Баку ни один город не сравнится!..

Пофыркивая паром, паровоз подошел к бакинскому вокзалу. На перроне, на мосту, который был построен над путями, столпилось столько народу, что яблоку негде было упасть. Гремел, приветствуя нас, духовой оркестр.

Поезд остановился, но никто не выходил. Все выглядывали из окон, искали родных, близких. А те суетились на перроне, взволнованно махали руками.

Многие из встречающих, увидев своих, устремлялись в вагоны, обнимали, целовали прибывших, а потом все вместе, с вещами, радостные, спешили к выходу в город.

Встречали, как мне показалось, всех, только не меня. Сколько я ни вглядывался в лица суетящихся на перроне, среди них не находил ни мамы, ни сестры. Я перекинул вещмешок через плечо, взял свою трость и, хромая, вышел из вагона. "Почему? Почему они не пришли встречать? - беспокойно забилось в голове.- Что-нибудь случилось? Может, не в состоянии были прийти?.."

Лейтенант, ехавший со мной в одном вагоне, увидев, что я, расстроенный, один спускаюсь по лестнице, удивился:

- В чем дело, Гасан? Никто не пришел встречать?

- Да вот... дал телеграмму, а никого почему-то нет,- вздохнул я.

Мой попутчик чуть не силой заставил меня взять букет цветов, который был у него в руке:

- Возьми это и не переживай! Мало ли что могло случиться... Хочешь, пойдем к нам, а нотой пойдешь домой...

- Конечно, идем к нам,- стали уговаривать и его родственники.

Я поблагодарил их и пошел к скверу Ильича, там сел в трамвай. Всего четыре трамвайных остановки от вокзала до моего дома, но этот путь показался мне путешествием длиной в год. Мысли одна мрачнее другой проносились в голове, и, как я ни старался гнать их прочь, ничего у меня не получалось. После того как я потерял на войне двух братьев, у меня, кроме мамы и сестры, никого не оставалось. Уж не случилось ли чего и с ними? Конечно, случилось! Будь все в порядке, они обязательно встретили бы меня...

Рядом с Тезабаг   (Новый сад.) у Бешмартаба (Пятиэтажка - название дома) я вышел из трамвая и, до предела обеспокоенный, заспешил к своему дому. Как мне хотелось по дороге встретить кого-нибудь из знакомых, но, увы, никто не встретился. Ребята нашего квартала были, наверное, в школе, а взрослые, оставшиеся по брони в тылу, конечно же работали.