Только одна удача   ::   Давыдова Наталья

Марина сказала негромко (себе или экзаменаторам?): "Я Наташа Ростова" и исполнила все тот же отрывок из "Войны и мира".

Кажется, на этот раз ей удалось стать Наташей Ростовой, потому что киноактер расплылся в улыбке, женщина задумалась. А толстяк, когда Марина кончила, прогудел вопросительно: "Молодец?" - и сам ответил: "Молодец".

Потом ее попросили спеть. В полном отупении Марина затянула: "Что стоишь, качаясь, тонкая рябина..." Пела она так плохо, громко и жалобно, что экзаменаторы рассмеялись и попросили пение прекратить. Марина замолчала. Потом сказала:

- Я могу что-нибудь другое спеть. Я могу...

- Не надо, - сказала женщина.

А толстяк пропыхтел:

- Умора!

- Я могу станцевать, - предложила Марина и сделала движение, собираясь танцевать.

Ей крикнули: "Хватит!" - и попросили выйти из комнаты и подождать за дверьми.

Через несколько минут к ней подошел преподаватель, который привел ее сюда, и сказал:

- Поздравляю вас, вы приняты в студию...

- Я не понимаю... - сказала Марина.

- Приезжайте первого сентября на занятия в Москву. Чего тут не понимать? - засмеялся преподаватель.

- А экзамен?

- Вы его только что сдали.

Марина криво улыбнулась.

- Я вам говорю, что сдали! - прикрикнул преподаватель. - Это была комиссия почти в полном составе. Поете вы, конечно, очень неважно, но вы понравились. Сказали, что вы ни на кого не похожи... До встречи в Москве.

- Это была комиссия?! - ахнула Марина, но ей никто не ответил. Она стояла одна в коридоре.

Началась самостоятельная студенческая жизнь. Началась неудачно.

Руководитель курса Ариадна Васильевна Горова, знакомясь с новыми учениками, попросила каждого что-нибудь прочитать.

Горова была высокая подвижная черноволосая женщина с черными трагическими и одновременно веселыми глазами, глухим, сильным голосом и стремительными движениями. Известная актриса.

От смущения перед Горовой Марина читала плохо и чувствовала это, но ничего не могла сделать: ей хотелось только скорее окончить чтение.

Не надо было смотреть Горовой в лицо. Тогда Марина не увидела бы сжатых губ и недоуменной улыбки. Горова достала из сумки зеркальце, пригладила брови, постучала ногтями по крышке портсигара. Когда Марина замолчала, спросила:

- Все? - потом сказала: - Не понимаю... - И наконец добавила: Удивляюсь!

Эти слова положили начало отношениям, принесшим Марине немало горя.

На первом курсе надо было исполнять этюды. Например, подметать пол. У себя в комнате в общежитии Марина подметала пол прекрасно. Напевала, лезла воображаемой шваброй под воображаемый диван, собирала воображаемый мусор на воображаемый совок, роняла совок и опять начинала подметать.

В студии ничего не выходило. С застывшим лицом и жалкой улыбкой, с напряженными руками, оглядываясь на Горову, Марина торопилась закончить этюд. Впрочем, Горова не мучила Марину долго, а почти сразу останавливала словами, не предвещавшими ничего хорошего: "Хватит, понятно".

Со дня на день Марина ждала, что Горова обратится в деканат с предложением выгнать ее из студии. Но Горова почему-то не шла в деканат, и Марина с грехом пополам перебралась на второй курс.

Марина не знала, что в деканате Горова сказала:

- Очень, очень слабая студентка Кондратьева. Девяносто восемь процентов за то, что она бездарна. Но подождем. Что-то в ней есть! Посмотрим еще.

Два процента она оставила Марине.

У восемнадцатилетней девочки, которая живет одна в большом городе, к тому же в столице, забот много.

Такая девочка, как правило, не обедает. В редких случаях она обедает в гостях. А то, что она вообще ест, нельзя назвать, ни завтраком, ни ужином. Обычно это что-то легкое: кефир, простокваша (нельзя толстеть), или дешевое: винегрет, студень.

Известно также, что те, кому наряды нужны больше всего, их как раз не имеют.