Тонкомер   ::   Можаев Борис Андреевич

– Не смеяться надо, а порядок наводить, – ответил я в сердцах.

– Ишь ты! – отозвался он насмешливо. – А чем здесь плохо? Зарабатываем тыщи по две на нос. План выполняем… Почет, брат, и уважение… Пей, гуляй… Чего тебе не хватает?

– У вас же, – говорю, – семья, поди, есть…

Анисимов долго молчал и вдруг заговорил совсем иным тоном, серьезно:

– Некому порядок-то наводить: хозяина нет… До министерства отсюда как до луны, не долетишь. – Он откинулся на траву и потянулся. – Эхма, я вот отбарабаню этот год – и прощай, золотая тайга. И ты удерешь года через два, если не раньше. А Ефименко будет жить.

– Да почему же так получается? – с досадой спросил я его.

– Да потому, что мы рабочие с тобой, – ответил он. – Не можем мы скакать по тайге, как зайцы. Уж лес разрабатывать, так по всем правилам, да на одном месте. А мы что? Тут попилим, там нашвыряем и бежать дальше. Мусорим только, лес портим… И поселок нам нужен, а не такая вот временная дыра… Ведь я бы тоже мог себе такую же избу построить, как Ефименко. А на кой черт она мне? Если участок года через два-три перенесут отсюда. Кто здесь останется? Ефименко да его друзья. Они станут либо охотниками, либо кородерами. И что им лесная промышленность! Они въехали на ее спине в лесное царство. Землицы отхватили, скот поразвели. Приспособились. А мы, брат, не умеем приспосабливаться. Бежим отсюда, или, как говорят в канцелярии, течем. А ведь им, чертям, деньги ежегодно отпускают, чтобы строить для нас и дома, и все такое прочее. Но им некогда, х-хе! – план выполняют. А мы течем…

– Что же делать? – спрашиваю.

– Переводись-ка, – говорит, – милок, в другой леспромхоз, поближе к железной дороге. Там по-человечески все устроено. Там и с женой можно жить. А тут, в бездорожье, чего ты хочешь? Почта и та раз в неделю ходит…

«Ну, нет, – думаю, – это не выход».



16

После этого вечера мы близко сошлись с Анисимовым, но встречались либо на складской площадке, либо возле озера. В барак я перестал ходить, чтобы не давать повод к сплетням. Мне жалко было Варю. Очень она переживала. Однажды, помню, иду я по берегу и вижу такую картину: Варя взяла на плечо коромысло с ведрами и никак не может подняться по крутой тропинке, – дождь прошел, и земля была влажной, скользкой. Я быстро подошел к ней, снял ведра и вынес их на откос. Варя поблагодарила меня, а у самой слезы на глазах.

– Что вы, – говорю, – Варя, разве так можно? Ведь вы не виноваты!

Она только губу прикусила и пошла быстро-быстро к бараку.

Прошел еще месяц. И представляете, что сделал со мной Редькин? – спросил мой рассказчик.

– В калошу посадил! – с досадой воскликнул я.

– Конечно, – подтвердил Силаев. – И ведь на чем провалил меня, на тонкомере! Тонкомером в лесном деле называются тонкие деревья. Трелевать и раскряжевывать их очень невыгодно: хлыстов получается много, а объем маленький и отходы большие. Редькин с Ефименко и подобрали такую деляну, где было очень много тонкомеру, и пошли валить его сплошняком. Я-то не сообразил по неопытности, чем это грозит для меня, и спохватился лишь в конце месяца. Что ж получилось? По количеству поваленного леса план выполнили, но по товарной продукции крепко завалили. Понимаете, какая хитрая штука этот тонкомер? Вроде бы и настоящий лес, и кубатуру замеряешь на деляне – подходящая. А в дело пустишь – и половины нет. Отходы! Пшик…

Ну и получился, конечно, скандал. Поднялись и Редькин, и Ефименко, и даже директора вызвали. Как же – план завалил Силаев! И приехал директор. Вызвали меня в контору. И руки не подал сам-то. «Садись», – говорит. Я сел, а он вокруг меня по конторе забегал. Невысокий, кругленький, так катышем и катается. И куда все его благодушие делось? Руки за спину заложил, молчит… И я молчу. Бегал он, бегал и наконец разразился.