Укрощение тигра в Париже   ::   Лимонов Эдуард

Сам не раз говорил, «какой трезвый, даже противно!»»

«Кто-нибудь пошел бы и купил мне марихуаны. Мне хотелось, чтобы он меня вчера спасал. Своей реальностью, своим существованием рядом. Он слушал БиБиСи».

«Л. ушел на прогулку, послав меня к ебеной матери. На то, что я сказала «Иди с Богом!» Пора бы уже и привыкнуть, что я не оперативный работник. Ему надо жить в армейской казарме, там порядок и все рассчитано до секунд. Я же — существо женского рода, да еще и с менструацией… В принципе ленивая.»

«Пусть он и будет сам, глупо остриженный, с машинками и куриным супом! «Без тебя я бы ходил на парти!» — сказал он мне. Ну, конечно, ходил бы. Ебать-то кого-то надо. А хули же ходить сейчас. Все рядом, тут же…»

«Мы не любим неожиданно… От того, что вдруг бы прикоснулись друг к другу. Все продумано. (Не дай Бог время лишнее потратить… Хотя на мою пизду тратит он его достаточно.) Никогда не было спонтанного, неожиданного. «Пойдем в постель?» Штора задергивается, ноги Раздвигаются…»

«Надоело все. И Лимонов мне надоел».

«Получается: раз не ебемся, то и не любим, то и не ласкаемся, то и не хотим. Но я хочу! Не ебаться! Любить!!! Прижиматься, трогаться, касаться… Ничего этого нет… И все очень скучно и в тягость…»



За вычетом комплимента, что на ее пизду он тратит достаточно времени, он представал из тигриного дневника бесчувственным, по-казарменному организованным несимпатичным суперменом. «Я не такой! — хотелось ему воскликнуть. — Я супермен, но симпатичный. Если бы я был такой, как ты, Наташка, думаешь, разве я прожил бы с тобой, неудобной тигро-женщиной, столько времени?!»

Множество восклицательных знаков украшали страницы дневника тигра. Буквы были резкими и большими. Острые «X», «Ч», «У», «Р» разрезали листы.

В конце июня, через два года и восемь месяцев после знакомства, они разъехались по разным квартирам. Он, грустный, но освобожденный, тотчас же написал в новом своем жилище на чердаке книгу, а Наташка, представленная себе самой, вопреки его ожиданиям, не запила. Она познакомилась где-то с юнцами-музыкантами и работала теперь с ними над несколькими песнями, тексты которых написала сама. В словах ее (если они встречались или говорили по телефону) все чаще мелькали словечки «продюсер», «студия», «запись», «текст», «аранжировка»… Она даже помирилась с Урузбаевым, и полковник чем-то помогал группе, кому-то их представлял.

Однажды, проходя мимо кафе, вблизи метро Сен-Поль, писатель узнал издали красную голову Наташки. Тигр сидел за столом с двумя юнцами, голова одного была выкрашена в зеленый цвет, голова другого — в альбиносно-белый. Отбивая ритм рукой, Наташка что-то скандировала, считывая с листа бумаги, а оба юноши, наклонившись к ней, внимательно слушали.

— Здравствуйте, юноши, здравствуйте, девушки! — сказал писатель, остановившись. После целого дня, проведенного у стола, он вышел на прогулку.

— Познакомься, Лимонов. Это наш менеджер Филипп, а это наш бас Кристи, — гордо представила юнцов Наташка. — Я написала новую песню.

Не желая мешать молодым талантам, писатель дружелюбно удалился. И хотя походка его была уверенной, как шаги статуи Командора в «Дон Жуане», и на лице его прочно сидела маска супермена, и никакому ветру невозможно было эту маску сорвать, ему было отчаянно грустно. Только самый крутой маршрут номер один, до Триумфальной арки и обратно, немного разбавил концентрацию грусти. Он вернулся в свой любимый третий аррондисмант и, поднимаясь по старой грязной лестнице на чердак, шептал накрепко выученную на третьем по счету родном языке фразу… «Надо».