Василий и Василиса   ::   Распутин Валентин

- Где котелок?

Васька бегом приносит воду, и Василий жадно пьет, потом задирает голову и щурится на солнце. Кажется, солнце, как мяч, закатилось в яму, откуда ему ни за что не выкатиться,- вот и будет теперь жарить бесконечно.

- Хошь бы какая дешевенькая тучка прикрыла,- бормочет Василий и снова берется за литовку.

Петр косит в сторонке, он в майке, голову повязал носовым платком. Его литовка, вонзаясь в траву, уже хрипит от бессилия. Петр поднимает ее, окунает брусок в воду и начинает быстро водить им по литовке. Потом оглядывается на Василису - она давно уже неподвижно сидит на колодине.

- Мать,- кричит он,- шла бы ты в шалаш! Пускай жара спадет, потом покосишь.

Василиса не отвечает.

- Мама,- услышав Петра, кричит Настя,- иди ставь обед, сейчас все придем!

Василиса поднимается и подходит к Петру.

- Сил нету,- печально говорит она ему и вздыхает.- Износилася. Думала, помогу, ан нет.

- Ты чего, мать? - спрашивает Петр.

- Я отойду, ты не думай. Вот полежу и отойду, а завтра сама своя буду. Это с непривычки, уж год не косила.

Согнувшись, она уходит к шалашу, и все трое - Василий, Настя и Петр смотрят ей вслед.

- Давай перекурим! - кричит Василий Петру.

Петр подходит к нему и, зажав руками котелок, долго пьет. Потом сдувает со лба капли нависшего пота и садится.

- Чего это с матерью? - спрашивает Василий.

- Старая,- обычным голосом отвечает Петр.- Сколько ей лет?

- На два года моложе меня была.

- Старая,- повторяет Петр.

Поздно вечером они сидят у костра и пьют после ужина чай. Костер то взвивается вверх, и тогда на каждом из них, как одежда, отчетливо видна усталость, то снова сникает. За шалашом, в темноте, собака звучно вылизывает из банки остатки консервов. Ночь ложится на деревья, на скошенную траву, и только на костер, боясь обжечься, она лечь не решается. Костер от этого гоношится, подпрыгивает.

Они долго не спят: начало сенокоса положено, первый день прошел как надо, и все это живет в них ближними, еще не улегшимися чувствами.

- Пора укладываться,- говорит наконец Василий.- Копен девять за день накосили, и то ладно.

- Нет, больше,- быстро поправляет Настя, она всегда говорит быстро.- Я одна копен пять намахала.

- Хорошо бы больше,- откликается Петр.

- Завтра поторапливаться надо.- Василий поднимается.- Ненастье будет.

- Какое еще ненастье? - настороженно спрашивает Василиса и смотрит на Петра.

- Собака траву ела,- говорит Василий Петру.- Примета верная.

Петр молчит.

* * *

Василий и Петр женились в один год, даже в один месяц. Петр, которому тогда едва исполни-лось двадцать лет, привел в дом с нижнего края деревни Таню, дочь кузнеца. Василий привел в амбар чужую, не деревенскую, которая как-то ненароком забрела в деревню и задержалась, переходя из избы в избу и обшивая баб сарафанами да платьями. Мастерица она была хорошая, за шитье брала недорого, и заказы поступали к ней один за другим. Рассказывали, что новенькая приехала с Украины, чтобы разыскать сына, потерявшегося в войну, да вот на обратную дорогу денег ей не хватило, и она решила приработать.

Где и как они с Василием сговорились, никто не знал.

Петру уже сыграли свадьбу, на которой больше всех пела и плясала Настя, прошли октябрьс-кие праздники, выпал запоздавший в ту осень снег. Василий, собиравшийся перед этим на промысел, вдруг приостановил сборы и позвал к себе Петра.

- Ты эту, пришлую, видел? - спросил он сына, не глядя на него.

- Это которая шьет?

- Ага.

- Видел, она ж по деревне ходит.

- Хочу взять ее к себе,- сказал Василий и повернулся к Петру.

- Да ты что, отец, серьезно? - не сдержавшись, удивился Петр.

- А чего? Нельзя мне, что ли?

- Да почему нельзя? - забормотал Петр, не зная, что сказать.- Конечно. Ты еще не старый. Кто говорит, что нельзя?

- Дело не в том, старый или не старый,- невесело поправил Василий.