Верный Коленька   ::   Латынин Валерий

Их отношения зашли так далеко, что Коленька страшно томился и беспокоился, если Вера Петровна задерживалась на работе или одна ходила по магазинам. Даже такую обязанность, как толкание в очередях, рыцарь любви добровольно взвалил на свои плечи. Он брал хозяйственную сумку и, быстро выслушав наставление матери, подходил к двери соседки, с замиранием сердца осведомлялся:

- Вера Петровна, я иду в магазин, что вам необходимо из продуктов?

А когда они наконец оставались вдвоем, Коленька всю свою нежность изливал в общении с любимой женщиной. Он мечтал о будущем их чувстве, рисовал картины замка любви, где все прочно и нерушимо на века.

Зимой Вера Петровна забеременела, но, так как разговор о свадьбе у них пока не шел, решила освободиться от "свидетельства любви". Коленька ничего не сказал по этому поводу, а только печальный и задумчивый проводил ее в городскую больницу.

Операция прошла не совсем удачно, и страдающему возлюбленному пришлось долгое время приходить под окна больничной палаты. Ежедневно в полседьмого вечера он стоял под окном и молчаливо ждал, когда за стеклом покажется красивое лицо, выбеленное мучительной болью и большой потерей крови. Он грустно улыбался этому святому лику и молча смотрел, смотрел. Потом, когда рядом с лицом появлялась рука в прощальном жесте, шел в приемную и отдавал нянечке целлофановый пакет с молоком, шоколадом и свежими яблоками.

- Каков молодец, - говорили женщины. - Наши-то муженьки не очень расходятся. Не скажи им, так и не придут. А этот каждый день как штык под окном, и ни слова она ему не сказала. Вот это любовь.

Веру Петровну поучали:

- Держись за него и руками и зубами. Не уследишь - умыкнут.

- Не собака же я, - тихо отвечала Вера Петровна. - Да и он не вещь, которую умыкнут...

- Э, милая, мало тебя, видно, жизнь била - плохо цену мужикам знаешь. Они если не пьют, так гуляют, если не гуляют, так бьют. А чтоб такой смирный и преданный - редкость.

Вера Петровна брала книгу и выходила из палаты в коридор. Там, на кушетке дежурной сестры, она засиживалась до отбоя, тихо радовалась чужому счастью и плакала над чужим горем.

Так пришла весна и день, когда счастливый Коленька, не скрывая радостного возбуждения, подхватил Веру Петровну на руки у выхода из больницы и закружил с ней по мокрому асфальту. Вокруг ликовала природа и опьяненные весной воробьи выдавали такие симфонии, что грех было самому не ошалеть от притока радости жизни.

- Больше никаких больниц, - шептал Коленька. - Я не допущу, чтобы кромсали твое тело, чтобы делали тебе больно. Моя любимая, мое счастье, как хорошо, что ты снова со мной!

Вечером он, как прежде, сидел в комнате Веры Петровны и осыпал ее лицо, веки, шею мягкими поцелуями. Звонок у входа раздался так некстати, так не вовремя, что Коленька с трудом оторвался от любимой и не спеша пошел открывать входную дверь.

Незнакомый, под хмельком мужчина бесцеремонно шагнул на него и, отстранив, громко спросил:

- Где тут Веркина комната?

Коленька растерянно кивнул на полуприкрытую дверь:

- А вы, собственно, кто такой?

- Цыц, кот помойный! Муж я. Брысь! - и хлопнул дверью перед носом незадачливого влюбленного.

- Ну что, не ждала? - донеслось из комнаты. - Думала, отделаешься от меня, паскуда, и будешь флиртовать налево и направо, потом выблядков своих выпотрашивать в мусорки? Да я тебя по стенке размажу, чтобы если не мне, то и никому...

- Не смей подходить, - тонко прорезало тишину.

Коленька воровато попятился от двери. Сердце его дрогнуло и сделалось непомерно большим в узкой груди.

- Негодяй, подонок, - шептал Коленька, стоя в своей комнате. - нужно что-то делать... Милиция, милиция, скорей... Избивают женщину...