Византийская тьма   ::   Говоров Александр

— Зачем ты отравил несчастную Фоти? У нас есть тут свидетельница твоих деяний… — Расстрига играл полуобморочное состояние, затем пытался оправдаться: «Я любил ее…», поняв, что штучки его не проходят, приоткрыл кошачий глаз, сверкнувший злобой.

— Будьте вы навеки прокляты, поклоняющиеся распятому разбойнику, почитающие гнилые доски вместо богов… Будь презрен ваш род на сорок поколений!

Пираты в ужасе крестились. Маврозум торопил кончать, а Сула молила отвести ее в монастырь, поцеловала и благословила каждого.

— Дай перекрещу тебя, мой любимый! — пала она на грудь Денису.

— Как же ты? — беспокоились мореходы. — Тебе бы надо ой как лечиться! А сыщики?

Сула ответила, что надеется все-таки на милосердие инокинь и на святость устоев. Действительно, а что ей могли теперь предложить кочевники моря, кроме шаткой палубы и изменчивой судьбы?

Оставалось распорядиться пленными. Однако исполнить должность палачей никто не вызвался, даже самые закоренелые отводили глаза.

— Послушай, генерал (Сулино прозвище приживалось!), давай простим эту рыжую, они все невольницы. Возьмем ее на корабль!

— Я поеду, поеду, — веселилась прелестница. — Я была такая дура!

— А что же с ним? — все вопрошал мавр, не переставая тыкать кулаком в окаменевшее лицо Валтасара.

— Отпустите его! — простонала Сула. Она уходила, опершись на плечи Соломинки и Цевницы. Удрученный Денис махнул рукою по-русски.

— Помилуй! — буквально завопил Маврозум. — Ты сошел с ума! Да Господь с тобою!

— Вот именно, — с грустью ответил Денис. — Пусть Господь будет с каждым из нас.

И они устремились во тьму, оставив расстригу запертым в чулане.



Эпилог

Денис благополучно доставил маленького Врану из рода Комнинов ко двору их родственницы царицы Тамары Карталинской и Иверийской. Там в тревогах и печали, пестуя второго сына, Давида — от нового брака, — проживала прекрасная царевна Теотоки. Маленький Вороненок, целый и невредимый, да еще веселящийся шуткам пиратов, был введен Денисом в чертоги его родной матери.

Теотоки опустилась на колени и обняла ноги спасителя сына. Денис был удостоен высших почестей Иверийского царства, а его сотоварищи, подобно аргонавтам, вошли в легенду, о них пели песни.

Их быстроходная «Грегора» была объявлена первым военным судном возрождающейся на Востоке империи Великих Комнинов. В Трапезунде, Синопе, Амастриде — везде зрело недовольство, люди жалели, что допустили гнусно расправиться с Андроником, начавшим полезные реформы.

В 1203 году римскому папе удалось, наконец, поднять тугодумное рыцарство на новый крестовый поход. Никому особенно не хотелось проливать кровь ради далекого Иерусалима, который, кстати, был уже вновь захвачен неверными, если в родной Европе или рядом, в Малой Азии, имелось сколько угодно и еретиков, и непокорных, и развлечений, и добычи — все, что нужно для проведения крестового похода.

Четвертый крестовый поход 1203—1204 по христианскому летосчислению был одним из самых многолюдных и кровавых. Правда, короли, в отличие от предыдущих, в нем участвовали слабо, основными закоперщиками там были младшие сыновья герцогов и графов. Им бы лишь захватить какое-нибудь царство, которое плохо лежит.

Плохо лежало Римское царство (ромайкон василейо), или, по-нашему. Византийская империя. Ангелы (не небесные, конечно, а самые что ни на есть земные) сменялись на престоле один за другим — Исаак, за ним Алексей III, затем опять Исаак, за ним новый Алексей. Столица клокотала, сицилийцы хозяйничали в проливах, армия разбегалась по провинциям. В 1204 году Византий пал и был подвергнут невиданному разгрому, который с исключительной силой и горечью описал в своей «Хронике» стареющий уже Никита Акоминат.

А на Востоке взошла звезда Великих Комнинов. Братья Алексей и Давид, опираясь на твердую руку царицы Тамары, своей тетки и покровительницы, воцарились в Трапезунде, и их империя от стен Никеи на Западе доходила до вершин Эрзерума на Востоке.