Восхождение на Фудзи (Репортажи из Японии)   ::   Овчинников Всеволод

Суеверное паломничество превратилось в прочную традицию. И трудно сказать, что больше радует здесь в такой вот прозрачный день: близость национальной святыни или простор нетронутой природы, соседствующей с мирным золотом полей...

Автобус вдруг резко тормозит, прижимаясь к обочине. Из-за поворота вырывается колонна коричневато-зеленых грузовиков с зажженными фарами. Они вихрем проносятся по оцепеневшему шоссе. В глазах остаются только огромные белые буквы, написанные на каждой машине: "Боеприпасы".

Хочется на миг зажмуриться, хочется убедить себя в том, что все это могло лишь привидеться на дороге, проложенной ради того, чтобы священная гора раскрывала перед человеком свои сто лиц.

Фудзи - она по-прежнему перед нами. Но как раз к ней-то и свернули грузовики со снарядами. Там, на фоне воспетых поэтами склонов, полощется на шесте звездно-полосатый флаг. У поворота на проселок, где еще не улеглась пыль, белеет щит: "Американская зона. Вход воспрещен японским законом".

Сколько раз приходилось читать о том, что американцы используют склоны Фудзи для военных маневров. Но, оказавшись здесь, ощущаешь эту запретную черту заново - так, будто она острым ножом прорезана по живому телу.

Как же больно сознавать японцу, что весь этот девственный простор - от "границы земли и неба", где нет ничего, кроме пепла да застывшей лавы, и вплоть до подножия - принесен в жертву чужеземному богу войны.

Четверть миллиона человек взбираются ежегодно на главную вершину Японии. У пятой станции - на половине пути - обычно отдыхают, любуются расстилающимися внизу лесными долинами. Нам любоваться было трудно, а еще труднее вслушиваться в шум сосен, который, как говорят, напоминает здесь морской прибой. Священная гора содрогалась от канонады. Чуть ниже по склону были отчетливо видны орудийные вспышки, облачка разрывов.

Подножие дремлющего вулкана давно уже накалено кипением человеческих страстей. С прошлого века бьются окрестные жители за свои давние права общинного пользования здешними лугами и лесными угодьями. С 1707 года тих кратер Фудзи. Но не раз за это время склоны вулкана покрывались дымом. Когда крестьянам не давали вывезти заготовленный хворост, они поджигали поленницы и брались за рогатины. И вот эти грозные знаки народного гнева, приводившие в трепет феодалов, вновь запылали на взгорьях.

Щиты с надписью "Американская зона" отсекали население не только от топлива, но и от травы, без которой здесь невозможно земледелие: местные почвы, сложенные из вулканического пепла, почти бесплодны, если их щедро не удобрить компостом. Лишившись всего этого, крестьяне получили взамен новые бедствия. Поредевшие леса уже не в силах сдерживать талые воды, что сочатся весной из-под снеговой шапки горы. Не встречая былой преграды, эти ручьи превращаются в бешеные грязевые потоки, которые обрушиваются на рисовые поля как раз во время всхода рассады.

Хотя я прошел лишь половину древней палом-ничьей тропы, даже подъем с середины склона нельзя назвать пустяковой прогулкой. Тем более, когда весь опыт альпинизма ограничивается детскими воспоминаниями о груде шлака у котельной во дворе старого ленинградского дома.

Кстати, именно эта груда все время вставала в памяти, когда я карабкался по бесконечному склону японской горы, увязая ногами в пористых острых осколках и въедливом вулканическом пепле.

Фудзи - это тысячекратно увеличенный отвал шлака: та же фактура, тот же цвет - от темно-серого до буроватого, та же крутизна. Впрочем, точнее будет сказать, чем выше, тем круче. Дает о себе знать чуть заметный прогиб склонов, который так любил подчеркивать на своих картинах бессмертный Хокусаи.

За пятой станцией остался шум сосновых лесов.