Выйти замуж за итальянца или История Ольги Ольгиной, родившейся под знаком Близнецов   ::   Ларина Елена

Сумею подобрать нужные слова, найти силы, чтобы выразить и радость, и боль. Глубину ненависти и силу любви. Вот только с чего же начать?

Я задумалась, и поняла, что начинать придется с самого главного. С близнеца.



Близнец, который всегда во мне

В детстве я была уродиной. Или казалась себе таковой. Я ненавидела свои мягкие рыжеватые волосы, непослушными кудряшками выбивающиеся из прически, ненавидела яркие крупные веснушки на носу. Да и сам нос, маленький, чуть вздернутый, казался мне каким-то недоразумением. Услышав где-то, что нос человека отражает его характер, я расстроилась еще больше. Получается, что и характер у меня был такой же незначительный, как нос, совсем не такой, о каком я мечтала. Рот мой, большой, как у лягушонка, украшенный яркими, четко обрисованными губами, тоже не доставлял мне радости. Но больше всего я ненавидела свои зубы. Точнее не сами зубы, а страшные металлические скобы, служившие их вечным уродливым украшением. Эти скобы отравляли мне всю жизнь. Примерно раз в неделю я срывалась и начинала приставать к матери с просьбой наконец-то их снять. А мать говорила, что мы и без того поставили их слишком поздно, что это необходимость, что потом, когда-нибудь, я это пойму и буду ей благодарна. Но я не думала о том, что будет потом. Я хотела быть красивой здесь и сейчас. Однажды, после очередных капризов и истерик, которые я закатывала с трогательным постоянством, мать резко отчитала меня и заявила, что этот вопрос закрыт. Что скобы носить НАДО и разговоров об этом она больше слышать не желает. И я отступила. Когда мать говорила слово «надо», спорить о чем-либо было бесполезно, она у меня была женщина– кремень. Именно с таким носом и с таким характером, о которых я всегда мечтала.

Тогда я стала подходить к зеркалу и представлять себя красивой. Я училась улыбаться, не открывая рта, чтобы не были видны скобки. Замазывала веснушки разными кремами, простыми и тональными, и даже маминой французской пудрой. Мочила волосы, чтобы не завивались на концах. Все было бессмысленно. Улыбаться одними губами я научилась достаточно быстро, получалось даже как-то загадочно. Но отойдя от зеркала, я сразу забывала об этом и начинала по-прежнему скалиться во весь рот. Веснушки, чемпионы среди веснушек по яркости и размеру, не выводились ни– какими средствами и проглядывали даже через очень толстый слой грима. Что касается волос, то от воды они начинали завиваться еще сильнее.

И тогда я придумала себе близнеца. Близнец жил во мне, но как бы отдельной жизнью. Я назвала ее Ольгой. Не Лялей и не Лесей, как звали меня дома. Не Олей, Оленькой или Олькой, как в школе. А Ольгой. Как ту княжну из учебника истории, которая отомстила за мужа. У близнеца были все мои достоинства и ни одного моего недостатка. Она была сильной, дерзкой, мужественной. Она умела бороться с трудностями. У нее был дар нравиться людям, находить с ними общий язык. И она была прекрасна. Большие серо-зеленые миндалевидные глаза, смотревшие с моего лица, принадлежали ей. Так же, как и густая поросль длинных ресниц, и изогнутые соболиные брови, и очаровательные маленькие ушки. Все это относилось к моему близнецу, мне же суждено было терпеть остальное.

Дни проходили за днями, и мой близнец становился все сильнее, все мудрее, занимал все больше места в моей жизни. Ее характер прорисовывался все более отчетливо. Она не была такой ранимой, как я, нет. Она была воительницей, с сердцем, покрытым броней. Моя растерянность, мои комплексы, неуверенность в себе, были ей чужды. Ольга придумала свои правила игры, и эти правила больше подходили к жестокой реальности. Я лепила ее такой, какой хотела бы быть сама, но жизнь вносила в мое произведение свои коррективы.