Хмельницкий. Книга первая   ::   Ле Иван

И мальчик старался прикрыть то одной, то другой рукой этот предмет зависти. Он знал, что бляха и бархатные штанишки, как дар божий, суждены ему, сыну урядника [2] староства. Но ведь среди этих ребят есть хорошие и сильные: они вон как легко переплывают Тясьмин с одного берега на другой! Ему так хотелось быть вместе с ними в толпе, окружавшей кобзарей, вместе взобраться на крышу крепости, стоявшей на холме, да погонять свинку [3] .

И мальчик еще настойчивее прятал бляху. Он даже не заметил, откуда появился отряд польских жолнеров. Во главе ехал надменный полковник на породистом гнедом коне, он, как показалось мальчику, свысока и пренебрежительно посматривал на чигиринцев, толпившихся возле кобзарей. Несмотря на жару, на нем была роскошная керея [4] , словно попона спускавшаяся с жирного крупа коня.

Кобзари умолкли было. Но когда высокомерный полковник резким движением руки сбросил керею и соскочил с коня, передав поводья услужливому уряднику, слепцы снова запели песню, теперь уже веселую. Им стали подпевать окружавшие их казаки и мещане. Толпа расступилась, давая проход полковнику. В усатом всаднике, которому полковник передал своего коня, мальчик узнал своего отца и направился к нему. Но не успел он подбежать к толпе, как пение умолкло и тут же раздался неожиданный крик. Окружившие кобзарей люди всколыхнулись, сплотились теснее, образовав могучую человеческую стену, через которую трудно пробиться даже самому ловкому мальчику. А затем эта движущаяся масса загудела, покачнулась и распалась — чигиринцы бросились врассыпную.

А отчаянный крик не смолкал. Так мог кричать только человек, разлучаемый с жизнью…

Не помня себя, ничего не страшась — ведь здесь среди жолнеров находился его отец, — мальчик пробрался в поредевшей толпе туда, откуда исходил страшный, пугающий звук. Внезапно вопль замер, оборвался.

В дорожной пыли, неестественно скорчившись, лежал надменный полковник жолнеров. Лицо его посинело, язык вывалился изо рта и касался песка. Мальчик сразу понял, что полковник уже мертв… Тут же, рядом, двое жолнеров и его отец возились с каким-то дюжим мужиком, пальцы обеих рук которого все еще были скрючены. Не оставалось сомнения в том, что именно он задушил полковника коронных войск. Вырываясь из рук жолнеров, он пытался подняться с земли. Лопнувшая по швам полотняная сорочка оголила красное, в кровоподтеках, плечо. Толстый казачий оселедец свисал с головы на глаза.

Казак наконец выпрямился — он был слеп. Мальчик сразу же узнал в нем одного из кобзарей — того, что помоложе. В последние дни по утрам он и его товарищ часто проходили через их хутор и смеялись, разговаривая со своим маленьким поводырем… Слепой повернулся в сторону холма и закричал во весь голос:

— Мартынко, дитя мое! Расти на горе панам…

Нетрудно было догадаться, что слепой обращался к мальчику-поводырю, успевшему убежать со вторым, более пожилым кобзарем.

И сын урядника бросился сквозь толпу в ту сторону, куда повернулся слепой. Ему захотелось догнать Мартынка. Вдоль холма извивалась тропинка, терявшаяся в кустарнике. Справа река Тясьмин несла свои бурные воды, вырываясь из объятий густого, непроходимого кустарника и пелены тумана, висевшего над зарослями.

Мальчику не удалось настичь Мартынка. А как было бы хорошо поймать его! Наверное, он, зрячий, и сообщил кобзарям о том, что к ним подъехал отряд жолнеров. Ведь сам слепой не мог узнать, что полковник рядом и его можно схватить за горло?.. Он уже встречал этого поводыря. Маленький восьмилетний невзрачный мальчуган, в одной рубахе, без штанов. Вот поймать бы такого и… Мальчик задумался над тем, как бы он наказал этого маленького преступника. А толпа редела, празднично разнаряженные люди покидали это страшное место.