Забытые хроники   ::   Антов Ясен

Сыновей Роберта Мамарчова звали, бог знает почему, Джон и Иван, хотя Джон по-английски — это Иван, а Иван в переводе с болгарского, соответственно, Джон. Вполне вероятно, то была одна из очередных шуток Боба Мамарчова, а может, у него на то были более веские причины, во всяком случае американцы в глазах европейцев всегда выглядели немного чокнутыми. Двое пострелят ничем не отличались от обыкновенных болгарских пацанов, разве что носили смешные панталоны до колен и разношенные, облепленные пестрыми наклейками, бутсы для бейсбола.

Добралиеь до Джейн Мамарчовой. Джейн — женщина-бабочка, легкая, изящная как паутинка, нежное видение в ночных грезах мужчин, фея с развевающимися на ветру золотистыми волосами, тоненькая, как тростинка, шаловливая, как ребенок, обладательница точеных рук, плавно круживших в воздухе, когда она бежала по улице…

Взволновала ли нас встреча с Джейн Мамарчовой? Не будем отрицать.

Джейн Мамарчова носила брюки. Это само по себе вызвало интерес: в те годы не было принято, чтобы женщина одевалась, как мужчина. Но у Джейн Мамарчовой было три пары брюк, целых три пары, которые сидели на ней в обтяжку, и, боже, что это было за зрелище, когда она шла в этих брюках по улице…

Когда она шла…

Но стоп, стоп! Давайте проследим за дальнейшими событиями хладнокровно, как то и подобает квартальному хроникеру, а не рассказчику скабрезных историй. Вторые брюки Джейн Мамарчовой были из белой легкой материи, с широкими штанинами, в талии они переходили во что-то наподобие блузки, только без спины. И все это снежно-белое великолепие было усеяно бледно-розовыми кружочками и освещено золотым сиянием, исходившим от ее волос. И когда Джейн Мамарчова шла по улице…

Третьи ее брюки тоже были белого цвета. Правда, очень короткими — гораздо выше колен. «Шорт, — как-то объяснил своей жене автор маршевых текстов, — по-английски значит — короткий. Значит, шорты — это короткие панталоны».

В те достопамятные годы школьницы на уроках физического воспитания выполняли гимнастические упражнения в черных сатиновых шароварах. Таков был порядок.

Кроме того, Джейн Мамарчова курила и никогда не пользовалась дверью, чтобы попасть в свою квартиру. Прямо с улицы или со двора она вскакивала на подоконник, одаряла оцепеневших от изумления окружающих ослепительной улыбкой, потом еще одной — и соскакивала вовнутрь. Доброжелатели попытались ей втолковать, что двери созданы именно для того, чтобы… А она отвечала, что слишком много времени будет уходить на то, чтобы каждый раз обходить весь дом, а время, мои дорогие, — это деньги, как любят говорить в Америке.

Кроме того, Джейн Мамарчова целовалась со своим мужем прямо на глазах у окружающих. А один раз даже играла в снежки со своими сыновьями, да так, что вся посинела от холода, одна губа у нее распухла, но она была счастлива и заливалась своим очаровательным звонким смехом!

Помимо всего прочего, Джейн Мамарчова делала подарки по всякому поводу и без оного. Не какие-нибудь там дорогие подарки, а так, по мелочам, пирожные собственного изготовления или разные картинки для детей. Рвала цветы с соседней заросшей сорняками клумбы и плела венки, которые затем дарила соседям… И вообще…

Наш дом, улица, весь квартал — все обсуждали Джейн Мамарчову, обсуждали и осуждали, подтрунивали и издевались над ней, радовались ей и тайно желали ее, восхищались и восторгались ею — тоже тайно. Женщины, вполне естественно, ненавидели ее, хотя усердно скрывали это, лишь время от времени позволяя себе устраивать мужьям короткие и злые скандалы. Некоторые пытались осторожно подражать ей, но их тут же поднимали на смех: то, что позволительно сумасбродным американцам, непозволительно для болгар.