Заговоренный меч   ::   Есенберлин Ильяс

Его, как и положено, омыли в молоке сорока белоснежных кобылиц и провозгласили ханом…

К весне следующего года, когда хан Касым готовил свои аулы к перекочевке на джайляу в Улытау, к нему прибыла группа жителей Сайрама во главе с посланником хакима. Они просили о принятии в подданство, потому что не могли самостоятельно оборонять город от всех желающих разграбить его в это смутное время. Так как город издавна принадлежал Белой Орде и подавляющее большинство его жителей были кровно связаны со степью, горожане решили возвратиться именно под булаву Касым-хана. Они сказали, что раньше не сделали этого только из-за боязни перед Бурундуком.

Вскоре Касым-хан с огромным войском вошел в Сайрам, город стал подчиняться ему. Касым продолжал продвижение в Северный Туркестан по направлению к Ташкенту. Завет отца своего Джаныбека, помнил он: не может существовать казахское государство без своих южных городов. Долгая и жестокая предстояла борьба, но другого выхода не было…

Прежде всего новый хан наладил отношения с соседним Моголистаном. Еще при Джаныбеке породнилась его семья с ханом Моголистана Жунусом. Один из сыновей Джаныбека был женат на дочери Жунуса, той самой отчаянной Султан, что спасла когда-то три тысячи чистокровных коней отца ценою ночи, проведенной в юрте султана Касыма. Когда муж Султан умер, по древнему казахскому закону, она перешла в дом его брата — султана Касыма. Наконец-то исполнилась ее мечта — она стала женой Касыма!

Одного не знала прекрасная Султан, что через пятнадцать лет не станет хана Касыма, она уедет в Моголистан к своим родным и вскоре будет в четвертый раз выдана замуж за ненавистного ей с детства кашгарского правителя, над которым когда-то она жестоко посмеялась за его уродство.

* * *



Роды, кочующие вдоль Чу и Таласа, признали пока хана Касыма. И по примеру своего отца он настойчиво принялся восстанавливать единую Белую Орду. Снова ко всем казахским родам и племенам поскакали гонцы с призывом к объединению.

Тем временем события развивались своим чередом. Происходило все так, как предсказал еще Джаныбек. Покорив всю Среднюю Азию и по-прежнему не видя чересчур агрессивных действий со стороны Белой Орды, Мухаммед-Шейбани отложил дальнейшее завоевание степи Дешт-и-Кипчак и все свои помыслы устремил на Иран и прилегающие к нему страны. «Когда везет человеку, брошенный им камень катится в гору». То же происходило и с Мухаммедом-Шейбани. Одно сражение за другим выигрывал он, пока окончательно не отнял у Ирана Хорасан и Герат. Но ему все было мало, и он продолжал испытывать свое счастье. Мухаммед-Шейбани повернул свое войско к Памиру, рассчитывая легко справиться с горными, недостаточно хорошо вооруженными племенами. Но горные жители, знавшие как свои пять пальцев все тропы, оказались неуловимыми для регулярного войска. Не привыкшие к головокружительной высоте

и турьим тропам, лашкары срывались вниз и погибали на чудовищных камнях. Все пропасти были усеяны костями.

Лишь к осени выбралось войско из тысяч ущелий. Больше половины осталось в горах, и ни одной лошади не было у лашкаров. На беду пошли дожди, и великое множество людей утонуло в разлившихся реках. Сам чуть живой от тропической лихорадки, Мухаммед-Шебани с остатками своей армии еле добрался до Хорасана…

Нет, это не было уже грозное войско, перед которым трепетала недавно вся Средняя Азия. Жалкие скелеты, качающиеся от ветра, пришли наконец в Мерв. Лашкары, при одном имени которых переставали плакать дети, превратились в беспомощное сборище оборванцев. Даже оружие побросали они по дороге, и теперь несколько женщин с кочерыжками могли бы разогнать эту армию. Понимая, что пользы от такого войска мало, Мухаммед-Шейбани распустил всех по домам, чтобы дать подкормиться.