Зажгите костры в океане   ::   Куваев О

Мишка упрямо возится с патронами.

- Я скоро стану убежденным манихейцем, - ворчит он.

- Это что за звери - манихейцы?

- Люди, которые верят в закон максимального свинства.

- Хорошо бы сейчас свинью, - вздыхает Григорий.

В ритме небесных сфер тихо покачиваются горы. Полярный день осторожно кладет пастельные краски. Иконописным золотом отгорают восходы и закаты. Великий музыкальный оформитель осторожно пробует звуки. Стук упавшего камня. Осторожное царапанье ветра. Оглушительный рев тишины.

Мы не люди, мы автоматы. Кто вложил в нас перфорированную ленту программы? Со скрупулезной точностью мы проделываем маршруты, делим по вечерам галеты. Надо очень много "объективных причин", чтобы выбить автомат из режима.

Одинокий вопль при луне

Семь дней позади. Ночь. Мы укладываемся спать. Лешка что-то пишет в измятой тетрадке. Я вижу, как Мишка осторожно заглядывает к нему через плечо.

- Стихи, - беззвучно шепчет он мне.

Ага, стихи. Очень интересно. В этот раз мы дольше обычного возимся с записными книжками. Мы заполняем их прямо в мешках. Леха уснул. Мишка осторожно тянет у него из-под головы тетрадку. Мы переползаем ко входу.

Жизнь не бывает как стол для пинг-понга. Она как горы, покрытые лесом...

Дальше стихи неразборчивы. Мы переворачиваем страничку.

"...Люди на всей планете! Послушайте меня - я обращаюсь к вам. Нам очень тяжело сейчас. Зануда Валька утопил продукты. Но все равно я не сдамся. Человек должен уметь голодать, если он думает чего-то добиться в жизни. Не так уж давно на севере Гренландии было найдено племя полярных эскимосов. Эти чудаки совершенно не имели связи с внешним миром и думали, что, кроме них, на земле людей нет. Один английский корреспондент писал, что полярные эскимосы могли питаться мхом и снегом. Ясно, что врал. Но, в общем, они здорово умели голодать. Теперь я знаю, что это постигается тренировкой. А Юрка умрет от зависти. Он умрет, когда узнает, что мы жили, как самые настоящие эскимосы. И никого на земле больше нет. Только мы одни. Люди живут по-разному. Кто-то ходит сейчас в кино и жарится на пляжах, кто-то пьет пиво и газировку. А мы ищем месторождение. Ребята говорят, что в сорок лет будут склероз и сутулая спина. Ну и пусть. Сорок - это очень не скоро. Пусть другие пьют томатный сок и ходят по театрам. Все равно в театре все зевают. Зимой надо будет заняться гантелями и брюшным прессом. Брюшной пресс укрепляет желудок. Если хорошо потренироваться, можно есть даже дерево. Дерево ведь органический продукт".

- Одинокий вопль при луне, - шепчет мне Мишка.

- Только не надо, старина, подковырок, - говорю я.

- Не бойся. Я друг детишек. - Мишка осторожно кладет тетрадку на место.

Я засыпаю. Где-то в животе осторожно скребется голодный зверек. Ветер хлопает брезентом палатки. Как будто хлопают паруса. Мишка в шутку окрестил наш отряд фрегатом. Мне нравится. Плывет наш фрегат по тундре и горным долинам. Только жаль, что на борту мало сухарей и солонины.

Утром Виктор делит маршруты. Мы смотрим, как ползет по карте кончик карандаша, как он пересекает ручьи, водоразделы и сухие русла предгорий. Нам очень хочется, чтобы маршрутная петля была короче. Карандаш неумолимо отчерчивает километры. Мы берем в дорогу по куску утиного мяса. Остатки. Несколько пачек галет лежат неприкосновенным запасом. На всякий случай.

Мы расходимся попарно без обычных шуток и смеха. В голове и теле какая-то болезненная невесомость. Стоят ясные, пропитанные солнцем дни.

Мыть шлихи - очень ответственное занятие. Давно уже канули в прошлое те времена, когда лоток был только принадлежностью золотоискателя. В наше время любой шлих - ценность. Его бережно прячут в мешочек, его изучают под микроскопом, его наносят на карты и пишут в каталоги.