Жан-Кристоф (том 4)   ::   Роллан Ромен

Он лежал, словно скованный, в состоянии какого-то гнетущего блаженства. Не хотелось двигаться. Он знал: боль притаилась и подстерегает его, как кошка - мышь. Он притворился мертвым. Уже... Рядом никого. Рояль над головой умолк. Одиночество. Тишина. Кристоф вздохнул.

"Как приятно сказать себе под конец жизни, что ты никогда не был одинок, даже когда считал себя всеми покинутым! Люди, которых я встречал на своем пути, братья, на мгновение протянувшие мне руку, таинственные духи, порожденные моим сознанием, мертвые и живые, - все живы, - все те, кого я любил, все те, кого я создал! Вы держите меня в своих жарких объятиях, вы здесь, подле меня, я слышу музыку ваших голосов. Благословляю судьбу, подарившую мне вас! Я богат, я богат... Сердце мое переполнено!.."

Он посмотрел в окно... Стоял один из тех прекрасных пасмурных дней, которые, как говорил Жан-Луи Бальзак, напоминают слепую красавицу. Кристоф жадным взглядом впился в ветку дерева, прильнувшую к стеклу. Ветка набухла, влажные почки блестели, распускались маленькие белые цветы; и в этих цветах, в этих листьях, во всем этом возрождавшемся существе была такая исступленная покорность обновляющей силе, что теперь Кристоф не чувствовал больше усталости, подавленности, не чувствовал своего немощного тела, которое умирало, чтобы возродиться в ветке дерева. Мягкое сияние этой жизни окутывало его. Это походило на поцелуй. Его сердце, наполненное до краев любовью, отдавалось прекрасному дереву, которое улыбалось ему в последние мгновенья его жизни. Он думал, что в эту минуту другие люди любят и живут, что час его агонии - это час экстаза для других, и так бывает всегда, - могучая радость жизни не оскудевает ни на миг. И, задыхаясь, голосом, который уже не повиновался его сознанию (быть может, он даже не издавал ни одного звука, но не замечал этого), он запел гимн жизни.

Невидимый оркестр подхватил мелодию. Кристоф подумал:

"Откуда же они знают? Ведь мы не репетировали. Хоть бы доиграли до конца, не сбиваясь!"

Он пытался сесть, чтобы его было хорошо видно всему оркестру, и принялся отбивать такт своими большими руками. Но оркестр не сбивался; музыканты были уверены в себе. Какая чудесная музыка! Теперь они начали импровизировать ответы. Кристоф забавлялся:

"Погоди, дружок! Я тебя сейчас поймаю".

Он повернул руль и, повинуясь своей прихоти, стал швырять судно вправо, влево, в опасные фарватеры.

"Ну, как ты справишься с этим?.. А с этим? Лови! На!.. Вот еще!"

Они отлично со всем справлялись; они отвечали на отвагу Кристофа еще большей отвагой и дерзновением.

"Что они там еще придумают? Ну и плуты!.."

Кристоф кричал "браво" и громко смеялся.

"Черт побери! Как трудно стало следовать за ними! Неужели я дам себя побить?.. Ну нет, этому не бывать! Сегодня у меня совсем нет сил... Ничего! Последнее слово останется за мной..."

Но оркестр проявлял такую изобретательность, это было такое богатство и такая свежесть, что оставалось только слушать, разинув рот. Дыхание перехватывало... Кристоф почувствовал к себе презрение.

"Скотина! - сказал он себе. - Ты выдохся. Молчи! Инструмент дал все, что мог. Довольно с меня этого старого тела! Мне нужно другое".

Но тело мстило. Сильные приступы кашля мешали слушать.

"Да замолчишь ли ты?"

Он схватил себя за горло, он бил себя кулаками в грудь, как врага, которого нужно одолеть. Он снова увидел себя в гуще уличной схватки. Толпа вопила. Какой-то человек сдавил ему бока. Они катались вдвоем по земле. Тот наседал, Кристоф задыхался.

"Пусти меня, я хочу слушать!.. Я хочу слушать! Пусти, не то я убью тебя!"

Он стал колотить его головой об стену. Но тот не отпускал Кристофа...

"Кто же это? С кем я схватился, с кем борюсь? Чье пылающее тело я охватил руками?.."

Образы налетают один на другой. Хаос страстей.