Жаркие ветры   ::   Кортасар Хулио

В дни рождения они спокойно и любезно дожидались ухода последних гостей, а потом любили друг друга в спальне, но на этот раз они были только вдвоем, им не захотелось никого приглашать, потому что на людях еще скучнее; они дотанцевали до конца пластинки, и, обнявшись, глядя полусонно друг в друга, вышли из гостиной, все еще сохраняя ритм смолкшей музыки, и потерянные, почти счастливые, босиком ступили на ковер спальни, а потом неспешно раздевались на краю постели, помогали, мешали друг другу – поцелуи, пуговицы, поцелуи и… вот еще одна встреча, все те же, давно заученные ласки при зажженной лампе, которая как бы руководит ими, разрешая только эти привычные жесты, а потом медленное, усталое погружение в нерадостное забытье после не раз изведанных рецептов любви, которым следуют их тела, их слова.

Утром – было воскресенье и шел дождь – они завтракали в постели и все решили всерьез, надо лишь обсудить заранее последние детали, чтобы это не стало еще одним тусклым путешествием и, главное, еще одним возвращением к прежнему. Они перечислили все пункты, загибая пальцы. Поедут отдельно – это раз. Поселятся порознь, но в одном отеле, где и постараются получить все блага от летнего отпуска – это два. Никаких упреков и осуждающих взглядов, так хорошо знакомых им обоим – три. Встречи наедине, но лишь затем, чтобы поделиться впечатлениями, подумать вместе, стоило ли затевать все это – четыре. И наконец пункт пятый – все, как прежде, домой – одним самолетом, другие люди уже не в счет (а там, как знать – ясность внесет четвертый пункт). То что произойдет потом, пока не обсуждается, это – зона, обозначенная раз и навсегда, но нечетко, пока речь может идти о сумме случайных величин, где допустимо все, однако не стоит говорить об этом раньше времени.

Рейсы в Найроби были по четвергам и субботам, Маурисио улетел первым, в четверг, прямо после обеда с лососиной, тостами и обменом талисманов, главное – не забудь хинин, и не оставь, как всегда, крем для бритья и пляжные сандалии.

Забавно приехать одной в Момбасу, а потом – час езды на такси – подкатить к «Trade Winds» [1] , к бунгало почти у самого пляжа, где на ветвях кокосовых пальм кувыркаются обезьяны и повсюду улыбающиеся африканские лица. Забавно увидеть издалека Маурисио, он уже вполне освоился, играет в настольный теннис с какой-то парой и стариком в рыжих бакенбардах.

После коктейля она вышла на открытую веранду над самым морем и увидела Маурисио вблизи, среди туристов, он появился с женщиной и двумя молодыми людьми в тот момент, когда все увлеченно говорили о морских раковинах и рифах, и спустя какое-то время поинтересовался, откуда прилетела Вера, да, и я из Франции, а профессия – геолог. Неплохо, если бы он действительно был геологом, подумалось Вере, пока она отвечала на расспросы незнакомых людей, да, врач-педиатр, время от времени нужен отдых, чтобы не впасть в депрессию, старик с рыжими бакенбардами оказался дипломатом на пенсии, его супруга одета, словно ей двадцать, но пусть, можно простить в таком месте, где все смахивало на яркий цветной фильм, включая щеголей-официантов и обезьян. Даже название отеля «Trade Winds» напоминало о Сомерсете Моэме, о Конраде, коктейли подавали в кокосах, рубашки расстегнуты, вечером после ужина прогулка вдоль берега, прихотливо разрисованного зыбкими тенями под безжалостно яркой луной, вызывающей великое изумление приезжих, уставших от тяжелого дымного неба.

Последние будут первыми, вспомнила Вера, когда Маурисио сказал, что его комната в самой комфортабельной части отеля, такой шик! однако в бунгало у самого моря – особая прелесть. Вечером играли в карты, а день – долгий-долгий диалог солнца и тени, море, спасительный ветерок под пальмами, теплые накаты волн, которым тело отдает скопившуюся усталость, прогулка в пироге к рифам, где ныряли и плавали в масках, совсем рядом со стайками доверчивых рыбок, и любовались кораллами, красными, голубоватыми.