Заговор патриотов   ::   Таманцев Андрей

Особенно женщинам в годах, истосковавшимся по мужской заботе и жаждущим излить свою материнскую заботу на всякого, кто подвернется под руку.

В том числе и на Томаса.

И он для них, по его искреннему убеждению, был совсем не худшим вариантом. По крайней мере, он никогда их не бил, даже будучи очень поддатым. Никогда, ни единого раза, никого. Это было его принципом. А когда, наскучась жизнью, которая довольно быстро начинала напоминать тусклые семейные будни, исчезал из приютившего его гнезда, никогда не прихватывал с собой золотых колечек, цепочек или других ценных безделушек. И денег тоже не брал. Ну, разве что червонец на такси. Но не более того. Нет, не более. А почему? Потому что он считал это неблагородным. Так поступают только подонки. А он не был подонком.

Материнские чувства, которые Томас пробуждал своим видом у женщин определенного склада и возраста, не раз выручали его в трудных жизненных ситуациях. И в ночь перед судом он помолился о том, чтобы судьей оказалась такая вот женщина. И молитва его, похоже, была услышана. Когда конвойные на автозаке доставили его в районный суд и вели по коридору, он прочитал на двери зала судебных заседаний: "Судья Кузнецова". Сердце его дрогнуло.

Но затем события приняли неожиданный и странный оборот. Вместо того чтобы ввести его в зал, его долго, часа три, мурыжили в комнате для обвиняемых, а попросту говоря - в арестантской, ничего не объясняя. В арестантскую время от времени входили какие-то люди, штатские и милицейские, задавали Томасу формальные вопросы, ответы на которые давно уже были изложены в протоколах допросов, исчезали, снова появлялись и снова исчезали. На вопросы Томаса они не отвечали, но он отметил, что привычная милицейская хмурость на их лицах разбавлена недоумением и даже, пожалуй, некоторой растерянностью. Словно бы они столкнулись с нестандартной ситуацией и не знают, как на нее реагировать.

Томасу это не понравилось. Он понятия не имел, в чем заключается нестандартность ситуации, но по опыту знал, что в таких ситуациях чиновный люд (в их числе и сотрудники правоохранительных органов) всегда находит почему-то самое плохое решение. Ну самое что ни на есть никудышнее. Если даже сесть и специально задаться целью найти самое плохое из всех плохих решений, в жизнь не додумаешься до такого, какое чиновники рожали с той легкостью и даже естественностью, с какой жаба мечет икру. Потом, конечно, спохватывались, корректировали, исправляли, но главное-то было уже сделано. И потому при всей зыбкости своего положения Томас все же предпочел бы определенность. Он уже мечтал о встрече с судьей Кузнецовой. Там многое будет зависеть от него. Пусть даже не очень многое, но хотя бы кое-что. А сейчас от Томаса не зависело ничего. Наоборот, он полностью зависел от того, какой выход из нестандартной ситуации найдут эти милицейские и прокурорские валуи. Да что же, черт возьми, происходит?

Только во второй половине дня что-то, похоже, начало проясняться. Конвой вывел Томаса из здания райсуда и сунул в автозак. Томас решил, что суд почему-то отложен и его возвращают в "Кресты". Но вместо этого автозак недолго покружил по городу и остановился возле 15-го отделения милиции. А еще через десять минут Томас оказался в той же самой камере предварительного заключения, где провел первую ночь после злосчастной сделки с подставным "финном".

В камере не было никого, лишь застарелая вонь говорила о том, что место это не относится к категории малообитаемых. Конвойный снял с Томаса наручники и даже почему-то расщедрился на сигарету. Томас воспринял это как дурной знак.

Через несколько минут в камере появился следователь, который вел его дело, а с ним - оперативник, капитан милиции, который задержал Томаса.