Искупление   ::   Михайлов Сергей

Приговор привели в исполнение около трёх часов назад, но лишь сейчас мучения их достигли кульминации. Пятнадцать-двадцать минут — и всё будет кончено. Для всех троих. Это были не простые виселицы, а изощрённые орудия пыток, рождённые гением безвестного садиста-изувера. Со свободного конца горизонтальной перекладины свисал огромный бронзовый крюк, на который за руки цеплялся повешенный осуждённый: грубая верёвка, несколько раз обмотанная вокруг туго стянутых вместе кистей, надёжно крепилась к крюку. Казнённый висел, вытянутый в струну, с поднятыми вверх руками. К ногам его привязан был гигантский камень, который покоился на деревянном щите. Прямо под перекладиной вырыт был колодец, по форме совпадающий с очертаниями щита. В начальный период казни колодец доверху заполнялся водой; щит свободно лежал на её поверхности. Верёвка, связующая камень с ногами осуждённого, безвольными кольцами покоилась на щите. Не более локтя отделяло пятки повешенного от поверхности камня. Специальная система подземных водных коммуникаций позволяла заполнять колодец водой либо опорожнять его. Смысл экзекуции заключался в следующем: в течение нескольких часов уровень воды в колодце медленно падал, деревянный щит с камнем опускался, верёвка, привязанная к ногам осуждённого, натягивалась; в конце концов наступал момент, когда вода из колодца уходила совсем, щит опускался на дно, а гигантский камень, в несколько тонн весом, потеряв опору, оказывался в подвешенном положении — тело несчастного осуждённого, не в состоянии выдержать страшной нагрузки, разрывалось пополам.

На самой вершине холма, у подножия трёх виселиц, горел костёр. Четверо стражников, поставленные охранять казнённых, грелись у огня. Сотник, самый старший из них, придирчиво разглядывал длинный хитон и качал недовольно головой. Хитон был старый, поношенный, в заплатах. Остальные трое, кутаясь в плащи, с нетерпением ждали его решения.

— Я беру его себе, — наконец заявил сотник, окидывая их упрямым взглядом.

— Это несправедливо, Фал! — вскочил самый молодой из стражников, подогретый изрядной дозой мутного дешёвого вина. — Спор должен решить жребий!

— Я беру его себе! — с вызовом повторил сотник, опуская ладонь на рукоять меча.

— Ты не должен так поступать, Фал, — заметил третий стражник, вороша тростью пылающие угли. — Делёж должен быть честным. Кинем жребий.

На фоне ночного светила, словно немой укор алчным палачам, чётко обозначились очертания средней виселицы — той, где доживал последние свои минуты Учитель. Старый хитон, ставший причиной спора, принадлежал ему.

— Кинем жребий, — заявил четвёртый стражник, могучий воин с торсом быка и головой, подобной пивному бочонку. Поднявшись, с громким хрустом расправил он затёкшие плечи. — Справедливость превыше всего.

Фал, старый воин Императора, с глубоким шрамом на правой щеке, делавшим свирепое его лицо уродливо-безобразным, процедил зловеще сквозь зубы:

— Я подчиняюсь воле большинства, — презрительным жестом сотник отшвырнул от себя хитон, — но счёт наш не закрыт. Запомните это — вы, трое!

Стражники слишком были увлечены предстоящим розыгрышем добычи, чтобы всерьёз воспринимать угрозы сотника. Серебряная монета с изображением профиля Императора несколько раз взметнулась вверх — и, наконец, решила спор в пользу одного из них. Счастливцем оказался третий стражник.

— Ставлю на кон всё своё барахло против твоего хитона, — заявил второй стражник — тот, что первым осмелился выступить против сотника, и выдвинул в центр круга, образованного сидящими, груду ветхого тряпья, снятого им накануне с одного из преступников.

— Идёт!

— Возьмите меня в долю, — присоединился к ним четвёртый стражник.