Замыслил я побег   ::   Поляков Юрий

от тебя?

Вета подперла ладонью щеку и уставилась на Башмакова с таким обожанием, что он даже застеснялся вскочившего на щеке прыщика.

- Олешек, знаешь, мне кажется, лучше все-таки ей сказать, а то как-то нечестно получается. Если ты все объяснишь, она тебя отпустит. Ведь ты сам говоришь - между вами уже ничего нет.

- А если не отпустит?

- Тогда мы убежим. А потом ты ей с Кипра напишешь письмо.

- Как будет "побег" по-английски?

- А вы разве еще не проходили? "Escape". "Побег" будет "escape"...

- Значит, "беглец" будет "искейпер"? Нет, лучше - "эскейпер". Это как "эсквайр"...

- "Эскейпер"? Такого слова, кажется, нет... - она нахмурилась, припоминая. - Точно нет. "Беглец" будет "runaway".

- Жалко.

- Чего жалко?

- Что нет такого слова - "эскейпер". Представляешь, тебя спрашивают: "Вы беглец?" А ты отвечаешь: "Нет, я - эскейпер!"

- Не забудь, "эскейпер", - она чмокнула его в щеку, - мы улетаем в понедельник вечером!

- То fly away. Это мы уже проходили...

- Ты нарочно дурачишься?

- Я не дурачусь. В понедельник я буду готов.

- Не слышу радости в голосе!

- Буду готов! - пионеристо повторил Башмаков.

- Слушай, Олешек, - засмеялась Вета, - а я тебе прямо сейчас еще одно прозвище придумала!

- Да-а?

- Да! Эс-кей-пер-чик!

- Какой еще такой "перчик"?

- Даже и не знаю какой...

- Сейчас узнаешь!

- !..

2

Сотрудник валютно-кассового департамента банка "Лосиноостровский" Олег Трудович Башмаков замыслил уйти от жены. Это была уже третья попытка за двадцать лет их брачного сосуществования. Первая состоялась шестнадцать лет назад, когда их дочери Даше было всего четыре года, а сам Олег Трудович (в ту пору просто Олег) работал в Краснопролетарском райкоме комсомола. На эту перспективную службу после окончания МВТУ его определил покойный тесть начальник ремжилстройконторы, где разживалась югославскими обоями, чешскими унитазами, немецкой керамической плиткой и финским паркетным лаком вся руководящая районная мелочевка.

Вторая попытка к бегству, тоже неудавшаяся, началась четырнадцать лет назад и длилась, тянулась, невидимая миру, почти все те годы, пока, изгнанный из райкома по икорному недоразумению, Башмаков трудился в "Альдебаране". У него был долгий производственный роман с Ниной Андреевной Чернецкой, и Олег Трудович в своем затянувшемся беглом порыве сам себе порой напоминал спринтера, сфотографированного с недостаточной выдержкой и потому размазанного по всему снимку...

Обдумывая третий, окончательный и бесповоротный уход из семьи, Олег Трудович постоянно мысленно возвращался к тем двум неуспешным побегам, анализировал их, разбирая на части и вновь собирая, точно детскую головоломку. Он даже старался вообразить, как сложилась бы его жизнь, удайся любая из этих попыток, но неизменно запутывался в причинно-следственном хитромудрии, иногда высокопарно именуемом судьбой.

К третьему побегу Олег Трудович готовился тщательно и старался предусмотреть каждую мелочь. Он даже с женой был добросердечен и нежен, но ровно настолько, чтобы не вызвать подозрений. Причем Башмаков не делал над собой никаких особенных усилий: нежность, совершенно искренняя, затепливалась в его сердце всякий раз, когда он, взглядывая на пребывавшую в полном неведении Катю, думал о том, что скоро они расстанутся навсегда. Именно это безмятежное неведение жены и вызывало в нем особенную жалость, незаметно переходящую в нежность, которую - для безопасности - приходилось даже немножко скрывать.

В день побега - а это был, как и условились, понедельник - Башмаков взял на работе отгул, или, как выражались банковчане, "дэй офф". Заявление об уходе он решил пока не писать, чтобы не вызывать лишних разговоров и догадок. Вообще удивительно, как это до сих пор никто не позвонил Кате и не сообщил о том, чем еще, кроме банкоматов, занимается в служебное время ее супруг.