Matador поневоле   ::   Ривера Луис

Но не привыкшему к роскоши Рафи и жесткое, как булыжная мостовая, ложе показалось настоящей периной. Он уснул, едва голова коснулась валика, заменяющего подушку.

И вот уже утро…

— Эй, — позвала с порога Вероника. — Все на свете проспишь. Пойдем, я расскажу тебе про столицу.

Рафи не очень хотелось куда-либо идти. Последнее время он предпочитал либо тренироваться, либо сидеть в своем фургоне или комнате, если хозяин был настолько щедр, что устраивал его в постоялых домах. Но юноша по опыту знал, что спорить с Вероникой бесполезно. Коли она вбила себе что-нибудь в голову, лучше было сделать так, как она хочет.

Гуляли они недолго. Едва выйдя на первую же оживленную улицу, Рафи почувствовал, что сходит с ума от навалившихся на него запахов и звуков. Такого он не чувствовал даже на самых шумных ярмарках в тех городах, в которых ему доводилось бывать. Он сделал то, чего раньше никогда не делал, — осторожно взял Веронику за рукав. По тому, как напряглась ее рука, он понял, что она здорово удивилась. Но ему было все равно. Страх, который вдруг навалился на него, напомнил ему тот день, когда он отправился на поиски Марии, и ему пришлось выйти в родной город. Это был даже не страх, а самая настоящая паника.

С трудом подавляя дрожь в голосе, он сказал:

— Давай быстрее вернемся домой.

— Что-то не так? — спросила Вероника.

— Я устал, — неумело солгал он.

Девушка не стала больше задавать вопросов. Они кратчайшим путем вернулись в гостиницу, и Рафи просидел там два дня до выступления. Лишь когда темнело, он шел на задний дворик, чтобы немного потренироваться. Все остальное время он старался не выходить без крайней нужды из своей комнатушки.

Накануне выступления к нему зашел хозяин.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Хорошо, — ответил Рафи, не вставая с кровати.

На самом деле он до сих пор чувствовал себя подавленным. Не было ни страха, ни волнения, которых он ожидал. Лишь тягостное чувство человека, попавшего в ловушку, но не знающего, как из нее выбраться. Он и сам не знал, почему это ощущение пришло. Вроде бы все было в порядке. Он был полон сил. Легкие раны, полученные за этот год (а без них в его деле было не обойтись) не беспокоили. Не было ничего такого, чем можно было объяснить это давящее, тягостное чувство. Конечно, если бы Рафи был честнее с самим собой и прислушался бы к себе, он понял бы в чем дело. Его пугал этот огромный город. Рафи воспринимал его, как живое существо, преследующее какие-то свои цели, непонятные простому человеку. Завтра он выйдет на бой. Но смотреть за его китэ будут не люди. Смотреть будет тысячеглазое чудовище. Равнодушное к маленькому человеку с капоте в руках, К его жизни и смерти… Не враждебное, но и не сочувствующее. Отстранение наблюдающее за разворачивающейся перед ним драмой.

Рафи почти физически ощущал на себе этот безразличный взгляд. И меньше всего ему хотелось умереть под этим взглядом. Если он погибнет в этой схватке, он будет простой букашкой, раздавленной грубым сапогом крестьянина.

В глубине души Рафи понимал, что эта подавленность — всего лишь результат понимания того, что его жизнь ни для кого в этом мире не представляет ценности. Только для него самого. В маленьких городах, когда он выступал на крошечных импровизированных аренах, отгороженных составленными в круг повозками, он знал. что каждое его движение, каждый его вдох значат для людей так же много, как их собственные. Он чувствовал их страх за жизнь матадора. И понимал, что его смерть никого не оставит равнодушным, В этом же громадном городе-чудовище, где каждый житель является лишь одной его чешуйкой, рассчитывать на сострадание не приходилось.