Метафизика пата   ::   Гиренок Федор

И кто-то меня любит в этой моей далекости. Или не любит. Что одно и то же, если бытие зарябило патом. А то, что пат в бытии, пер-выми поняли в Индии. Поняли и понятое закодировали. В Индии любили людей. В Греции – богов. В Индии придумали игру в шахматы. В Греции – олимпиаду. В шахматах был закодирован пат. В играх греков – победа. У греков не было пата. И тогда они придумали интермундию, которая стала для греков чем-то вроде мусорного бака. В нем хранили ненужное. Например, бога. Эпикур его поймал и посадил в интермундию. А чтобы бог не сбежал, он его прикрыл крышкой культуры.

Эпикур закрывал. Мы открываем. Сдвинули крышку бака, а оттуда – не бог. Из ба|ка – крыса. Она шуршит и озирается, как какой-нибудь скептик. Теперь ее ход, Но ходить ей некуда. А это уже шахматы. Это пат, т.е. Индия. Ведь что такое Индия?

Движение покоящегося. Бодрствование во время сна. Крышка. Ее-то мы и отодвинули и расшифровали шифр победы. Пат – символ этого сдвига. Сдвига чего? Выведения наружу внутренней бесперспективности всякой перспективы. В том числе и перспективы выведения чего-либо наружу.

Что создает перспективу? Иное. Здесь – одно, а там – другое. И для того, что там, больше оснований, чем для того, что здесь. Иное друг другого. Идем к иному. Где же оно? Нет его. Что же есть? Тело при я в деле приятного. И есть приятели. Нет друга в другом. Нет перспективы ни здесь, ни там.

Пат – знак перспективы при отсутствии иного. Это не перспективность глубокого.

Это жест, открывающий муляжные окна настежь. А души – нараспашку. Подлинное открывает себя при полной сокрытости. Его нельзя раскрыть. Пат – тело дизайна. А оно явлено, т. е. оно исключает возможность того, чтобы была тайна. Пат. Карты на стол. Игра идет в открытую. Без тайны. Ведь что такое тайна? То, что сокрыто внутри и не выявлено вовне.



i.4. Демистериальный зов муляжей

Вот земля. Она дрожит. Это зов. Но сейсмические станции отмечают не зов, а землетрясение. Я, как дон Хуан, рожденный в воображении Кастанеды, отвечаю на зов какими-то движениями своего тела. Что это? Танец. Мистериальный пляс, внутри которого устанавливается со-общение с движением земли. Движением тела исихасты отвечали на зов Бога. Есть что-то, что мы знаем уподоблением с сообщенным. Это знание изнутри мистериального уподобления. Место, в котором приостанавливается действие мистерии, я называю патом. Земля остыла. Она больше не дрожит, т. е. не посылает свой зов. Да нам он и не нужен. Ведь пат. А мы танцуем и движением тел' в танце создается симулятивный ответ на несуществующий зов. Пат демистериализует мир.

Может быть, зов еще где-то и существует, да нет на него отклика, т. е. нет подтверждения тому, что содержится в зове. Зов без отклика – это муляж, подсадная утка. Имита-тивный зов становится криком, к шуму которого легко привыкнуть. Все кричит. Везде подсадные утки. Ко всему привычны. И это патовый дизайн муляжей.

Крик дизайнера не столько предостерегает об опасности спасения в симулятивном месте, сколько маскирует бессилие безответного. В демистериальном мире можно лишь перекричать кричащего. Дело не в том, что у тебя за душой, а в том, какая у тебя глотка. Луженая или нелуженая. Поверхность ангажирует слух. Чтобы быть на поверхности, нужно быть на слуху. Дизайнеры слуха создают реальность, в которой нет конца. И ни»кто не может пойти до конца. Например, Джордано Бруно. Вот он хотел пойти до конца. И пошел. И сгорел. А я не могу. Нет конца в пространстве пата. Но я и не сгорю. Я вечен как слепок с Я.



1.5. Вечный шах

Вот идет человек. Он европеец. Он устал. От чего? От я и от метафизики тела при Я. А еще от иного внутри себя. А это уже ничья, конец философии поступка. Вовне – прогресс преходящего. Тишь, гладь да божья благодать. Внутри – зыбь вечного шаха.