Испанский Парнас, двуглавая гора, обитель девяти кастильских муз   ::   де Кеведо Франсиско

О как вы схожи с ним,

Когда, чтобы шагать со светом в ногу,

Светилу вы диктуете дорогу,

Всей вашей мощи дерзостный порыв

На волоске тончайшем утвердив,

А он, уж такова его природа,

Все тоньше и дряхлее год от года.

И все ж не сторонись

Тревожных откровений циферблата,

В них тайну каждодневного заката

Нам поверяет жизнь:

Всю вереницу суток, солнц, орбит

Считает смерть, а время лишь растит.

Перевод Д. Шнеерсона



СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ

Ты видишь, Флор, как, хитрой геометрии

Цифирную премудрость подчиня,

Мы вычисляем продвиженье дня!

А ты подумал, как могло случиться,

Что удалось незыблемой черте

И солнца легкокрылой красоте

В одну полоску слиться?

Ты благодарен, тут сомнений нет,

За то, что можно каждый шаг на свете

Припомнить, оглядев полоски эти.

Но разве только свет

Всечасной жизни видишь ты, а след

Всечасной смерти не подмечен зреньем?

Не грех ли раздвоеньем

Коверкать бытие?

Как верхоглядство пагубно твое!

Зови-ка лучше разум на подмогу,

За косную привычку не держись,

И, в солнечной узнав свою дорогу,

Ты смерть откроешь, вписанную в жизнь.

Ведь раз ты только тень на этом свете,

Как сказано в Завете,

То с тенью света солнечного схож,

От цифры к цифре так же ты бредешь,

Покуда не настанет обретенье

Последней цифры и последней тени.

Перевод Д. Шнеерсона



К ПОРТРЕТУ, НА КОТОРОМ ЛИЦУ НЕКОЕЙ ДАМЫ СОПУТСТВУЕТ ИЗОБРАЖЕНИЕ СМЕРТИ

Чем ты отличен от кривых зеркал,

Коль вот она — незримая граница,

Где взор, едва от жизни отстранится,

Встречает смерти мстительный оскал.

Кто эту тень зловещую соткал

Из блеска розовеющей денницы,

Пока, в зеркальной заключив темнице,

Ты на затменье солнце обрекал?

И если я, решаясь на измену,

По-дружески смотрю на оба лика,

Мне боль твердит, что в этом правды нет.

А если жизни я поддамся плену,

Как ни пленяйся — налицо улика,

На этот свет бросающая свет.

Перевод Д. Шнеерсона



СОНЕТ, В КОТОРОМ ГОВОРИТСЯ, ЧТО ВСЕ ВОКРУГ НАПОМИНАЕТ О СМЕРТИ

Я видел стены родины моей:

Когда-то неприступные твердыни,

Они обрушились и пали ныне,

Устав от смены быстротечных дней.

Я видел в поле: солнце пьет ручей,

Освобожденный им от зимней стыни,

Меж тем как стадо среди гор, в теснине,

Напрасно ищет солнечных лучей.

В свой дом вошел я: тенью обветшалой

Минувшего мое жилище стало;

И шпага, отслужив, сдалась в войне

Со старостью; и посох мой погнулся;

И все, чего бы взгляд мой ни коснулся,

О смерти властно говорило мне.

Перевод А. Косс



НАСЛАЖДАЯСЬ УЕДИНЕНИЕМ И УЧЕНЫМИ ЗАНЯТИЯМИ, АВТОР СОЧИНИЛ СЕЙ СОНЕТ

Здесь у меня собранье небольшое

Ученых книг, покой и тишина;

Моим очам усопших речь внятна,

Я с мертвыми беседую душою.

И мудрость их вседневно правит мною,

Пусть не всегда ясна — всегда нужна;

Их стройный хор, не ведающий сна,

Сон жизни полнит музыкой немою.

И если смерть великих унесла,

Их от обиды мстительной забвенья

Печать — о, славный дон Хосеф! — спасла.

Необратимые бегут мгновенья,

Но всех прекрасней те из их числа,

Что отданы трудам блаженным чтенья.

Перевод А. Косс



О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ЕГО ВРЕМЯ, КЕВЕДО РАССКАЗЫВАЕТ В СЛЕДУЮЩИЙ СОНЕТАХ



I



Четыре сотни грандов круглым счетом;

Титулоносцев — тысяча и двести

(Что за беда, коль кто-то не на месте!)

И брыжей миллион, подобных сотам;

Нет счету скрягам, подлипалам, мотам,

Побольше их, чем сладких слов у лести;

Тьмы стряпчих, чья стряпня — погибель чести.