Кавалер ордена бережливцев   ::   де Кеведо Франсиско

Лучше бы мне и на свет не родиться, чем такое читать! Сотня дукатов! Да столько не бывало ни у Атауальпы, ни у Монтесумы! Да еще просить их все сразу, нимало не обинуясь! От этого и пройдоху в жар бросит. Рассудите-ка, сударыня, беспристрастно, за какие грехи я должен нанимать вам дом. А живете ли вы под открытым небом или нет, мне и горя мало. И чтобы не слышать таких речей, собираюсь я сойтись с какой-нибудь дамой - селянкой и дикаркой, обитающей среди пустынь и лесов. А ваша милость пусть либо обанкрутится, либо обратится к другим, а когда не так, то доведут меня оные сто дукатов до того, что от страха платить за жилье я из горожанина захочу стать любителем уединения в пустыне.



XVII



Не иначе как ваша милость вздумала полюбить меня, рассчитывая на мои деньги, ибо в тот же самый час, как кошельку конец пришел, и нежности богу душу отдали. Ни на реал больше не стали вы любить меня, ангел мой! По чести же вы со мной развязались! И раз уж подсказал вашей милости черт, что деньги кончились, так любите меня под залог, пока вовсе нагишом не оставите, и уделите мне еще несколько деньков за плащ, панталоны и камзол.



XVIII



А и хороши же были намедни гости - вся братия: слепцы, хромцы, косоглазые и горбатые, - ни дать ни взять шествие, как на картинках изображают, а ваша милость чванилась совершенством своим. Богом клянусь, вот вам крест святой, что вы полагаете нас таким же сбродом и что вы были сущее наказание сим горемыкам. Суть не в барыше - любо на тела такие поглядеть, ну а погляди вы на наши мошны, так огорчились бы несравненно.



XIX



Все еще не перестаю открещиваться от наставлений в вашем письмеце, полученном мною нынче утром. Отчего бы женщине, которая может так писать и так думать, не схватить крюк и не отправиться багрить души с весов Михаила Архангела. Согласуйте-ка мне следующие противоречия. Вы обобрали меня догола, обглодали дочиста мои косточки, высосали до дна мою мошну, упрятали под спуд мою честь и опустошили мою усадьбу, и нате вам, пишете: «Мясоед прошел, и с этим надобно было когда-нибудь да покончить - соседи языки чешут, тетушка ворчит денно и нощно, я не в силах доле выносить надменного презрения моей сестры. Христа ради прошу тебя, не ходи ты впредь по моей улице и не пытайся меня увидеть. Отдадим же хоть часть нашей жизни господу богу!»

Куда как вовремя спохватилась Селестина следовать наставлениям отца Луиса! Вот адова баба, чертовка размалеванная! Покамест у меня было чем дарить и житницы мои не скудели, так у нее пора была самая греховная, а соседок никаких и в помине не бывало. А тетка твоя, анафема треклятая, что нынче ворчит денно и нощно, так она, окаянная, каждодневно за мои любезные обедала и ежевечерне ужинала, а двумя клычищами своими, кои ей заместо костылей к челюстям, урывала у меня без малого столько же, сколько и ты своими зубками, а их у тебя поболе, нежели у тридесяти сторожевых псов.

Что же сказать о преподобной сестрице твоей? Как завидит меня, бывало, так и бубнит одно и то же, только и слышно у ней: «Дал бы бог, чтобы он дал!» Что же произошло, мошенницы вы этакие? Теперь-то я вижу, что вам для обращения ко святой жизни понадобилось обобрать нашего брата до нитки. Вы враз обратились к богу, как увидели, что я без гроша. Быть бедным - великое богоугодное дело, а пустой кошелек вам - что мертвая голова. Прямо-таки уморило меня ваше желание - отдать частицу жизни нашей господу богу. Нет уж, как отдавать оную частицу этакой жизни, так токмо одному сатане! Со всем этим - уж прости, что приходится изъясняться о таких вещах, - отбираешь у мужчины то, что ему нужно, и отдаешь господу то, что всевышнему вовсе не годится. Побируха собралась расщедриться во спасение души. И, уж разумеется, отучили тебя от совести в доме какого-нибудь швеца-хитреца.