Повесть о доме Тайра   ::   Юкинага Монах

И стоило хоть одному из них услышать, что кто-то дурно отзывается о доме Тайра, тотчас созывал он своих дружков, гурьбой врывались они в жилище неосторожного, всю утварь, все имущество разоряли и отбирали, а хозяина вязали и тащили в Рокухару. Вот почему как бы плохо ни относились люди к многочисленным отпрыскам дома Тайра, как бы ни судили о них в душе, никто не осмеливался сказать о том вслух.

При одном лишь слове «кабуро!» и верховая лошадь, и запряженная волами повозка спешили свернуть в переулок. И в запретные дворцовые ворота входили и выходили кабуро без спроса, никто не смел спросить у них имя: столичные чиновники отводили глаза, притворяясь, будто не видят36.



5. РАСЦВЕТ И СЛАВА



Вершины славы достиг не только сам князь Киёмори, — весь род его благоденствовал. Старший сын и наследник, князь Сигэ-мори, — Средний министр и начальник Левой дворцовой стражи, второй сын Мунэмори — тюнагон и начальник Правой стражи, третий сын Томомори — военачальник третьего ранга, внук-наследник Корэмори — военачальник четвертого ранга; всего же в роду Тайра высших сановников насчитывалось шестнадцать человек, удостоенных права являться ко двору — свыше тридцати, а если добавить к ним правителей различных земель, чиновников и других высоких должностных лиц — набралось бы, пожалуй, больше шестидесяти. Казалось, будто на свете и впрямь нет достойных называться людьми, кроме отпрысков дома Тайра.

С тех пор как в давние времена, в 5-м году Дзинги, при блаженном императоре Сёму, при дворе впервые учредили звания военачальников внутренней стражи (а в 4-м году Дайдо назвали эту стражу дворцовой), не бывало, чтобы родные братья одновременно возглавляли Левую и Правую стражи. Если и случалось подобное — считанные разы за долгие годы, — так бывало это только с отпрысками знатного рода правителей-регентов Фудзивара; но чтобы из других семейств братья одновременно носили столь высокое звание — ни о чем подобном не слыхивали. Ныне же потомкам человека, с которым вельможи в прошлом даже знаться гнушались, высочайшим указом даровано было право являться ко двору в одеждах запретных цветов" и сшитых не по уставу: они наряжались в шелка и атлас, в узорчатую парчу; родные братья, совмещая звания военачальника и министра, возглавили Левую и Правую стражи. Пусть приблизился конец света'8, все же это было уж слишком!

Кроме того, было у Киёмори восемь дочерей. Всех удачно выдали замуж. Старшую предназначали в супруги Сигэнори, Тюна-гону с улицы Сакуры, но дело свелось только к помолвке, когда невесте исполнилось восемь лет; после смуты годов Хэйдзи помолвку расторгли и выдали девушку замуж за Левого министра Канэмасу. От этого брака родилось множество сыновей.

А Сигэнори прозвали Тюнагоном с улицы Сакуры39 оттого, что он, больше других любя все прекрасное, насадил в городе большой сад и поселился в красивом доме, построенном среди этого сада. Каждую весну люди приходили сюда любоваться цветами и назвали это место улицей Сакуры. Известно, что цветы сакуры осыпаются на седьмой день, но молва гласит, будто Сигэнори так горевал об их недолгом цветении, что вознес молитвы великой богине Аматэрасу40, и с тех пор сакура у него цвела три полных недели. Да, в старину не то что ныне — государи правили мудро, оттого и боги являли свою благодать людям, а деревья сакуры обладали душой чувствительной, оттого и цвели в три раза дольше обычного!

Вторая дочь Киёмори стала императрицей. У нее родился сын, его вскоре объявили наследником, а после его вступления на престол государыне-матери пожаловали титул Кэнрэймонъин41. Родная дочь князя Киёмори, Мать страны — что может быть почетнее!

Третья дочь стала супругой регента Мотодзанэ42.