Бегущие сквозь грозу   ::   Навроцкая Елена

Транспорт не ходил, да и опасно на нем теперь ездить. Дома мелькали в сумасшедшем калейдоскопе, меняющемся в такт ударам сердца. Эпидемия выкосила добрую половину города, а другая половина торопливо шила саваны, заблевывая их вонючей склизкой жидкостью и постепенно превращаясь в желтоватые, пронизанные кровеносными сосудами, скользкие коконы. о самое ужасное было впереди - ведь еще ни один человек на Земле не знал, что будет, когда коконы лопнут. Город постоянно прочесывали те, кто остался незараженным, "чистильщики", отыскивали мерзость и безжалостно сжигали ее, не обращая внимания на вопли некоторых гуманистов, утверждающих, что в таком случае погибают еще живые люди. Я сама попрошу Эдика, чтобы он сжег меня, когда настанет время. Я не верю, что из этих отвратных яиц вылупится что-нибудь доброе и прекрасное. Лучше небытие, чем такая инкарнация.

Передо мной вырос десятиэтажный дом. Знак "нашего "места". а его торцевой белоснежной стене некий гигант мысли черной краской написал: "Ab ovo. ХУЙ". И все это на высоте пяти этажей. В душе я целиком соглашалась с непонятым гением, но отцы города, покинувшие своих детей сразу, как только протянулись липкие щупальца эпидемии, не вдохновились подобным дизайнерским новшеством, и автор сего творения сидел в кутузке до тех пор, пока не закуклился.

Толкнув маленькую дверцу, я нырнула в полутьму известного мне с незапамятных времен заведения.

Помещение, бывшее когда-то уютным баром, представляло собой поле брани: разбитые лампочки, перевернутые столики и стулья, правда осколки стекла поблескивали в углу аккуратной кучкой. епонятно каким образом, на стене сохранилась новогодняя мишура, придававшая общей картине особенно тоскливый вид. За целыми столиками сидели три посетителя - мужчина и две женщины, все, как один, заразные. Стойка, за которой находился бармен в бронежилете, каске и респираторе, была наполовину разломана. Бармен выразительно положил перед собой пистолет, но, узнав меня, глухо поприветствовал.

- Ждрафстфуй, Hаташа!

- Привет! Ты чего это намордник напялил?

Доподлинно известно, что зараза не передается по воздуху, через прикосновение и половым путем, она появляется даже у того, кто сидит в полном одиночестве в барокамере или замуровался под землей, и только в нашем городе. Однако перестраховщики есть везде.

- Берефоного бох берефот! - ответил бармен, коего звали Андреем; его слова терялись в недрах респиратора.

- Странно, ты еще работаешь...

- Мне хорофо платят.

- А...

Интересно, кто ему платит? По-моему, Мамона из всех богов самый живучий, его не задушит никакая эпидемия, никакая катастрофа, этот идол будет жить, словно таракан, и после падения цивилизаций.

Я села за один из выживших столиков, ничего не заказав, так как мне уж точно никто не платит, чтобы разоряться на выпивку. Дверь скрипнула, и Эдик осветил бар своей медной обесцвеченной шевелюрой. Мой бывший любовник воплощал в себе истинное спокойствие Будды; с достоинством поднес он свое грузное тело к столику, небрежно кивнув мне, протянул пухлую ладонь по нашему старому обычаю. Я подала ему руку, а он сжал пальцы так, что заставил меня вскрикнуть.

Являя собой образец настоящего джентльмена, Эдик на самом деле был садистом, не изощренным, конечно, но имел в своем репертуаре пару жестоких штучек. Может быть, таким образом он проявлял свои эмоции, в основном похороненные под толстым слоем невозмутимости. Однажды он развлекался тем, что кидал в меня дротики, до тех пор, пока я не заорала, как ненормальная, не в силах оторваться от стены, испещренной дырками. "Тебе не понравилось?" - равнодушно спросил он. Мой поток ругательств заставил покраснеть даже его самого...