Трудно быть богом   ::   Стругацкие Аркадий и Борис

Пришлось прыгать в клумбу. Как ты думаешь, Тошка, что за цветы растут на этой клумбе?



Антон сморщил лоб.



– У тебя под окном? Не знаю. А что?



– Очень упорные цветы. «Не гнет их ветер, не валит буря». В них прыгают несколько лет, а им хоть бы что.



– Интересно, – сказал Антон глубокомысленно. Он вспомнил, что под его окном тоже клумба с цветами, которые «не гнет ветер и не валит буря». Но он никогда не обращал на это внимания.



Анка остановилась, подождала его и протянула горсть земляники. Антон аккуратно взял три ягоды.



– Бери еще, – сказала Анка.



– Спасибо, – сказал Антон. – Я люблю собирать по одной. А Дева Катя вообще ничего, верно?



– Это кому как, – сказала Анка. – Когда человеку каждый вечер заявляют, что у него ноги то в грязи, то в пыли…



Она замолчала. Было удивительно хорошо идти с нею по лесу плечом к плечу вдвоем, касаясь голыми локтями, и поглядывать на нее – какая она красивая, ловкая и необычно доброжелательная и какие у нее большие серые глаза с черными ресницами.



– Да, – сказал Антон, протягивая руку, чтобы снять блеснувшую на солнце паутину. – Уж у нее-то ноги не пыльные. Если тебя через лужи носят на руках, тогда, понимаешь, не запылишься…



– Кто это ее носит?



– Генрих с метеостанции. Знаешь, здоровый такой, с белыми волосами.



– Правда?



– А чего такого? Каждый малек знает, что они влюблены.



Они опять замолчали. Антон глянул на Анку. Глаза у Анки были как черные щелочки.



– А когда это было? – спросила она.



– Да было в одну лунную ночь, – ответил Антон без всякой охоты. – Только ты смотри не разболтай.



Анка усмехнулась.



– Никто тебя за язык не тянул, Тошка, – сказала она. – Хочешь земляники?



Антон машинально сгреб ягоды с испачканной ладошки и сунул в рот. Не люблю болтунов, подумал он. Терпеть не могу трепачей. Он вдруг нашел аргумент.



– Тебя тоже когда-нибудь будут таскать на руках. Тебе приятно будет, если начнут об этом болтать?



– Откуда ты взял, что я собираюсь болтать? – рассеянно сказала Анка. – Я вообще не люблю болтунов.



– Слушай, что ты задумала?



– Ничего особенного. – Анка пожала плечами. Немного погодя она доверительно сообщила: – Знаешь, мне ужасно надоело каждый божий вечер дважды мыть ноги.



Бедная Дева Катя, подумал Антон. Это тебе не сайва.



Они вышли на тропинку. Тропинка вела вниз, и лес становился все темнее и темнее. Здесь буйно росли папоротник и высокая сырая трава. Стволы сосен были покрыты мхом и белой пеной лишайников. Но сайва не шутит. Хриплый голос, в котором не было ничего человеческого, неожиданно проревел:



– Стой! Бросай оружие – ты, благородный дон, и ты, дона!



Когда сайва спрашивает, надо успеть ответить. Точным движением Антон сшиб Анку в папоротники налево, а сам прыгнул в папоротники направо, покатился и залег за гнилым пнем. Хриплое эхо еще отдавалось в стволах сосен, а тропинка была уже пуста. Наступила тишина.



Антон, завалившись на бок, вертел колесико, натягивая тетиву. Хлопнул выстрел, на Антона посыпался какой-то мусор. Хриплый нечеловеческий голос сообщил:



– Дон поражен в пятку!



Антон застонал и подтянул ногу.



– Да не в эту, в правую, – поправил голос.



Было слышно, как Пашка хихикает. Антон осторожно выглянул из-за пня, но ничего не было видно в сумеречной зеленой каше.



В этот момент раздался пронзительный свист и шум, как будто упало дерево.



– Уау!.. – сдавленно заорал Пашка. – Пощады! Пощады! Не убивайте меня!



Антон сразу вскочил. Навстречу ему из папоротников, пятясь, вылез Пашка. Руки его были подняты над головой. Голос Анки спросил:



– Тошка, ты видишь его?



– Как на ладони, – одобрительно отозвался Антон. – Не поворачиваться! – крикнул он Пашке. – Руки за голову!



Пашка покорно заложил руки за голову и объявил:



– Я ничего не скажу.



– Что полагается с ним делать, Тошка? – спросила Анка.