На руинах Мальрока   ::   Артем Каменистый

Можно ли верить этой информации? Я вот не верю — половина их теоретических построений высосана из пальца, а откуда высосана вторая половина, даже знать не хочется.



Ладно, будем считать, что полгода прошло. Я успел умереть пару раз, но все еще живехонек. Точнее, живет одно из моих тел — второе, увы, отправилось на кладбище.



Хотя не факт — может, медленно дрейфует в жидком азоте с каким-нибудь секретным антифризом, залитым вместо крови…



«Яйцеголовым» верить безоглядно не стоит…



Кстати, об этом я местному инквизитору уже рассказывал. Из моего сбивчивого объяснения он понял лишь одно: мое старое тело умерло, а новое я считаю чужим. После этого ему пришлось долго молиться, а мне, естественно, опять страдать, сожалея о своей разговорчивости. Но не рассказать было невозможно — в этой организации умеют получать ответы на любые вопросы.



С тех пор я предпочитаю помалкивать. Стимула для откровенности нет: соловьем разливайся или язык проглоти — все равно молитв не избежать. Хотя помалкивать трудно — не получился из меня партизан на допросе в гестапо. Ну не переношу я некоторых методов местного дознания.



Молитвы — это еще куда ни шло, но вот то, что происходит параллельно с ними, меня очень напрягает…



Лязг железа — тело опускается на цепях. Грубые лапы подхватывают, тащат, заваливают спиной на бугристую, видавшую виды доску. Опять лязг железа — руки разбрасываются в стороны, вытягиваясь в струны. Болезненный удар по голеням — на них захлопывается дубовый брусок запора. Горло сдавливает широкий ошейник, запрокидывает голову назад, останавливается.



Все — зафиксированный пациент в наркозе не нуждается.



А наркоз мне сейчас не помешает…



— Господи наш всемогущий, молю о чудесах новых, о сил великих проявлении, о милости, о благах дарованных, о…



Пытаюсь сжать зубы, но куда там — воронку в рот вставляют без заминки. Воронка видала виды: медь покрыта подозрительными рытвинами: будто покусанная. Не удивлен — я и сам ее частенько грызу.



Молитвы продолжаются, но смысл слов до меня уже не доходит — тело и душа едино напряжены, дрожат, готовятся… А потом крик захлебывается в горле… Точнее, в воде захлебывается…



Кто бы мог подумать, что простая вода способна на такое… Ледяная струя, запущенная с высоты палаческого роста, низвергается в медный конус и оттуда горной рекой врывается в мою многострадальную глотку. Затапливает пищевод, желудок, бронхи и легкие. Сила гидравлического удара такова, что едва тело не разрывает. Воздух из меня выбивает весь — задерживать дыхание при этой пытке бесполезно.



Когда-то доводилось слышать, что смерть от воды приятна и безболезненна. Если встречу этого болтуна, утоплю в кипятке, предварительно сняв кожу.



А снимать буду медленно… мясо солью присыпая…



Я это на второй день пыток придумал: умолять, рыдать, стискивать зубы — все бесполезно. А вот если представлять, как мучаются мои недруги, давние и нынешние… Немножко легче становится.



В глазах темнеет… Неужели сейчас все закончится?! Неужели потеряю сознание и хоть немного смогу отдохнуть?!



Размечтался — я в руках профессионалов. Рот освобождается, доска наклоняется, переворачивается. Тело, повиснув на заломленных руках, корчится в судорогах, содержимое желудка и легких хлещет на грязный пол. Льется изо рта, из носа, из ушей. С трудом, будто через вату, слышу обрывки слов главного мучителя. Спрашивает что-то? Да какая разница — все равно день только начинается, и страдать мне предстоит до самого вечера. Сознание потерять не получилось, но, может, получится сдохнуть?…



Попробуем…



Через боль в глотке и груди выдыхаю поток отборных местных ругательств (спасибо, Тук, — хоть чему-то у тебя научился). Затем перехожу к вещам посерьезнее: угрожаю выпотрошить тех драных коз, что родили моих мучителей.