Балалайкин и К   ::   Михалков Сергей Владимирович

Перекусихин-первый, Перекусихин-второй (вместе). Онуфрий Петрович, господа.

Редедя. Благодетель наш!

Иван Тимофеевич. Онуфрий Петрович!

Все суетятся вокруг Парамонова.

Фаинушка (усаживает Парамонова). Сиди, папаша, здесь и не скучай. А я на тебя, на своего голубка, смотреть буду.

Парамонов. А где же жених?

Иван Тимофеевич. Сейчас явится.

Парамонов. Ах, голубь, голубь...

Отсутствие Балалайкина, видимо, производит на всех

тягостное впечатление. Появляются Глумов и Рассказчик.

Обстановка разряжается, и Иван Тимофеевич переводит

внимание Парамонова на приятелей.

Иван Тимофеевич. Вот, Онуфрий Петрович, рекомендую! Сотрудники наши... Из дворян... Были заблудшие, а теперь полезными гражданами сделались.

Парамонов. Вот как! (Вздыхает.) Ах, голуби, голуби!

Фаинушка (любезно улыбаясь, глядя на одного Глумова). Где ж ты... вы заблудились?

Глумов целует ей ручку, Фаинушка незаметно сует ему

записку.

Иван Тимофеевич. Нельзя скапать, чтоб в хорошем месте. Такую чепуху городили, что вспомнить совестно.

Глумов и Рассказчик (вместе). Иван Тимофеевич, ведь пардон.

Иван Тимофеевич. Пардон, пардон! А теперь так поправились, как дай бог всякому! Вот, Онуфрий Петрович, представьте, какую они в видах благопристойности штуку придумали: чтобы при каждой квартире беспременно два ключа иметь и один из них хранить в квартале!

Все раскрыли рты.

Прудентов (поясняет). Чтоб, значит, во всякое время пришел гость, что надобно взял и ушел!

Перекусихин-второй. Ну, а ежели действие происходит ночью?

Прудентов. Так что ж, что ночью? Обыватель проснется, докажет свою благопристойность - и опять уснет!

Иван Тимофеевич. Да еще как уснет-то!

Прудентов. Слаще прежнего в тысячу раз!

Все. Браво, браво!

Парамонов. Однако где же ваш жених? Заартачился?

Иван Тимофеевич. Не извольте беспокоиться, Молодкин за ним поехал.

Парамонов. Эх, голуби, голуби! Какую невесту ждать наставляете!

Глумов. Балалайкин не подведет.

Рассказчик. Балалайкин не подведет.

Очищенный. Не подведет. Недаром на его родовом девизе написано: "Прасковья мне тетка, а правда мне мать". Адвокатская практика задержала его...

Перекусихин-первый. Какая же практика в день свадьбы?

Парамонов. Ох уж эти аблакаты!

Появляется Молодкин, он явно встревожен.

Молодкин. Иван Тимофеевич!

Иван Тимофеевич (гостям). Прошу извинить. (Подходит к Молодкину.)

Они шепчутся.

Глумов (подходя к ним). Что такое?

Иван Тимофеевич (Рассказчику и Глумову). Мерзавец-то! Не едет!

Глумов. Что же случилось?

Молодкин. Приехал я, а он сидит во фраке, в перчатках и в белом галстуке - хоть сейчас под венец! "Деньги!" - говорит. Отдал я ему двести рублей, он пересчитал, положил в ящик, щелкнул замком. "Остальные, говорит, восемьсот?" Я туда-сюда - слышать не хочет! И галстук снял, а ежели, говорит, через полчаса остальные деньги не будут на столе, так и совсем разденусь, в баню уеду.

Глумов. Да ты бы, голубчик, ему пригрозил: по данной, мол, власти - в места не столь отдаленные!

Молодкин. Говорил-с. Не действует.

Иван Тимофеевич. Вот ведь сквернавец какой! А здесь между тем расход. Кушанья сколько наготовили, посаженым отцам по четвертной заплатили, за прокат платья для Очищенного отдали... (Вдруг.) Друзья! Да что ж мы!.. Да вы... Ну что ж такое! Что на него, невежду, смотреть! Из вас кто-нибудь... раз-два-три. Господи благослови! Ягодка-то ведь какая... видели?

Глумов. Не дело ты говоришь, Иван Тимофеевич.

Рассказчик. Нет, не дело.

Глумов. Во-первых, Балалайке уже двести рублей задано, а во-вторых, у нас вперед так условлено, чтоб непременно быть двоеженству. (Решительно.) А в-третьих, я сейчас к нему сам поеду, и не я буду, если через двадцать минут на трензеле его сюда не приведу.

Иван Тимофеевич. Ну, с богом! (Пожимает руку Глумову.