Блин и клад Наполеона   ::   Некрасов Евгений

– Вставай. Это же рвота твоя.

Блинков-младший прихлопнул на шее сползающую рвоту и встал. Точно, она.

– А я уже начал привыкать, – сказал папа, протирая залепленные снегом очки.

Снега на платформе было по колено – чистого, нетронутого, если не считать примятого кучей-малой пятачка. Папа нацепил на нос очки, огляделся и заметил то, на что уже молча смотрели Блинков-младший с Иркой.

Платформа стояла в чистом поле. Вдали синела неровная бахрома леса, а перед ней – кучка садовых домиков. Ни одна тропинка не вела к ним, ни одного дымка не поднималось над крышами. По другую сторону платформы был песчаный карьер с какой-то занесенной снегом машиной. Блинков-младший не сразу понял, что это кабина экскаватора. Стрела с ковшом валялась отдельно.

– Меня интересует только одно, – вздохнул папа. – Почему наша электричка остановилась там, где электрички не останавливаются?!



Глава II

Где папа?

Блинков-младший не сомневался, что все случилось из-за рвоты. Сколько раз он замечал: неприятности ходят стаями, как шпана. Сначала пристанет маленький, потом навалятся большие.

Папа с Иркой не знали всего. «Выменял у Князя»! Как же! Он за эту рвоту влез на второй этаж по водосточной трубе. По готовой оторваться, скрипящей, стылой! Без перчаток, чтобы не скользили руки. Он половину кожи с пальцев оставил на этой мерзлой железяке. За дрянную пластмассовую рвоту.

Князь притащил ее в школу и подкладывал девчонкам. Известно: на дураков не обижаются, особенно если дурак – самый сильный в классе. Все помалкивали, а Князь стал хвалиться, что подсунет рвоту химичке Бяке. Тогда Блинков-младший не выдержал. Пожилую впечатлительную Бяку доводили только последние отморозки. Это было неспортивно, все равно, что первоклассника за уши таскать. Отнять рвоту Блинков-младший не мог и предложил Князю поменяться на любое желание.

Честно говоря, он думал отделаться полусотней щелбанов или кукареканьем под столом – Князю всегда не хватало фантазии. Но тут как назло хватило. На перемене Князь, прихватив свидетелей, вывел Блинкова-младшего во двор и показал на окно директорского кабинета: «Споешь «Жил-был у бабушки серенький козлик». Во-он оттуда». Отказываться было поздно. Блинков-младший влез на карниз и спел. Ему повезло: в кабинете никого не было. Допевая «рожки да ножки», он увидел через стекло, что дверь приоткрывается, и спрыгнул в сугроб.

Если Блинков-младший о чем и жалел, так только о том, что показал рвоту папе с Иркой. Взрослые и девчонки таких вещей не понимают. Рассказать им, что рисковал за рвоту, они стали бы говорить, что Князь взял его на слабо. Хотя на самом-то деле плевать ему было на Князя, пускай бы даже он ходил по школе с плакатом «Блин – слабак». Плевать, и все! А из-за чего он рисковал, Блинков-младший и сам до конца не понял. Не из-за рвоты – это ясно – и не только из-за Бяки…

И вот – мороз, платформа в заснеженном поле и ни малейших признаков исторического города Боровка. А все из-за рвоты! Скомкав ее в кулаке, Блинков-младший размахнулся… И спрятал рвоту в карман. Поймите правильно: эта глупая игрушка была для него, как медаль «За победу над Князем».

– Ну, что приуныли, господа восьмиклассники? – бодрым голосом сказал папа. – Начнем каникулы с лыжной прогулки! Это же замечательно!

«Только не с таким грузом», – подумал Блинков-младший, но промолчал, потому что не был нытиком.

– От станции до Боровка все равно нужно добираться автобусом, а мы срежем: пойдем напрямик… – Папа посмотрел на солнце, посмотрел на часы и уверенно ткнул пальцем в сторону леса. -…Туда, на два лаптя от солнца. Километров пятнадцать, не больше.