Будьте бдительны! Сборник рассказов   ::   Верещагин Олег Николаевич

- Жизнь обещала, любовь обещала,

Родина… - тихо сказал девичий голос.

- Разве для смерти рождаются дети,

Родина?! - звоном взорвался крик мальчишки.

- Разве хотела ты нашей смерти,

Родина? - хрипловато произнёс ещё кто-то.

…Страшный грохот заставил всех вздрогнуть. Голубоватый свет погас; его сменило сплошное кровавое свечение, и на заднем плане всплыли зубчатые руины города. Верещагин почувствовал, как по коже побежал мороз, на миг он подумал: боги, неужели всё заново?! Елена сжала руку мужа.

Саваны полетели прочь. И зазвучали уже живые, настоящие голоса…

- Помнишь - ударило пламя в небо слепое,

Родина?! - спросил почти яростно парень.

- Тихо сказала:

"Вставайте на помощь…", -

Родина! - почти прошептала девушка.

- Славы никто у тебя не выпрашивал,

Родина! - запальчиво и гордо сказал мальчишка.

- Просто был выбор у каждого: я или

Родина?.. - спокойно и уверенно подытожил немолодой мужчина.

Золотые, серебряные и голубые лучи побежали по развалинам, стирая их вместе с тьмой и алым светом. Вновь появились девушка и тот парень, и они читали попеременно:

- Самое лучшее и дорогое -

Родина!

- Горе твоё - это наше горе,

Родина!

- Правда твоя - это наша правда,

Родина!

- Слава твоя - это наша слава,

Родина!

Тишина лопнула и разлетелась в куски. Каждый в огромной толпе принял всё сказанное, как обращение лично к себе.

- Старые стихи… - сказал Верещагин, когда шум вокруг утих - словно волны откатились обратно в море. - Кажется, Роберта Рождественского.

- Ничего. Напишут ещё новые - и о нас. Уже пишут.

- Да… Мне знаешь что жаль только?

- Что?

- Что люди забудут о Великой Отечественной… Я даже чувствую себя виноватым… перед ветеранами…

Ларионов-старший не ответил. На сцене уже разыгрывалась постановка, посвящённая славянским странам, вошедшим в СССР. На фоне белорусского флага кряжистый усатый мужик пел под гитару - а сбоку от него мелькали кадры хроники времён войны - защита Минска, пограничное сражение, взятие Люблина…

- На русском поле "Беларусь" Пахал и пил взахлеб соляру, Давал на сенокосах жару… Но в бак ему залили грусть. Потом в застенках гаража На скатах спущенных держали. Скребла его когтями ржа. И под капотом кони ржали. И сотни лошадиных сил Рвались на русские просторы. Он слышал дальние моторы И каплю топлива просил. Без плуга корчилась земля. Без урожая чахла пашня. Двуглавый герб-мутант на башнях Венчал двуличие Кремля.

И, окружив славянский дом, Пылили натовские танки. Глобальной газовой атакой На Минск надвинулся "Бушпром". И встал мужик не с той ноги, Ко всем чертям отбросил стопку, Заправил "Беларусь" под пробку. К рулю качнулись рычаги. Советский гимн запел движок (Его другому не учили), И, повернув колеса чинно, Он небо выхлопом обжег. И через ноздри клапанов Втянув убитой пашни запах, Он, вздыбившись, повел на Запад Ряды железных табунов. И понеслись в последний бой Все "Беларуси" - белороссы.

На подвиг малые колеса Вели большие за собой. И странно было всей Руси, Великой некогда и смелой, Вставать за малой Русью - Белой И верить: Господи, спаси! И через поле, через мать… Опять сошлись надежды в Бресте, Где сроду с Беларусью вместе России славу добывать. И честью пахаря клянусь, Что, на бинты порвав портянки, Тараном в натовские танки Влетит горящий "Беларусь".

Люди зашумели.

- Лука-а-а-а!!! - орал кто-то одурело. - Батько-о-о-о!!!

Верещагин сказал:

- А что ни говори, а воевали мы его оружием. По крайней мере - вначале. Жаль, что не его избрали Вождём.

- Говорят, он сам отказался, - ответил Ларионов. - Смотри, Боже Васоевич. Сам приехал.

Юный глава югославской Скупщины, смущённо улыбаясь, поднятой рукой пытался успокоить людское ликование.

- Я буду говорить по-русски, - сказал он. - В конце концов, это заслуга русских - что есть моя страна, что у меня, в конце концов, целы ноги.