Был настоящим трубачом   ::   Яковлев Юрий

Тогда Икар повернулся к Коте.

- Котя, я прошу вас, поклянитесь мне... ему... И все обойдется.

- Отойди! Я дважды не повторяю!

Икар отшатнулся в сторону:

- Котя! Котя... прошу!

Котя почувствовал, что сейчас произойдет что-то страшное. Такое, как там, у деревни Панево, когда белый пилот угонял аэроплан.

Если бы рядом был Яшечкин! В какое-то мгновение мелькнула мысль убежать! Но он понял, что бежать некуда. Он окружен врагами. И тогда он поглубже вздохнул и посмотрел прямо в лицо озлобленному хромому человеку. Он хотел увидеть его глаза, но увидел только один глаз. Маленький, черный, железный.

Грохочущее пламя обожгло грудь, сердце, лицо. Деревья покачнулись и стали проваливаться в темную бездну. И весь мир, с весенним солнцем, с запахом земли, с невской свежестью, опрокинулся и растворился в густой, топкой темноте.

Яшечкин услышал выстрел у входа в сад Буфф. Боец сразу почувствовал что-то недоброе. Привычным движением сорвал с плеча винтовку и побежал вглубь. Бежать ему было трудно. Деревья расплывались в глазах. От слабости солдата качало из стороны в сторону. Он увидел сутулую фигуру в шинели, которая, хромая, поспешно удалялась в глубь сада.

- Стой! - крикнул красноармеец. - Стой, стрелять буду!

Фигура прибавила ходу. И тогда Яшечкин вскинул винтовку, прицелился и выстрелил. Фигура замерла, уперлась в забор руками, словно хотела свалить его, и вдруг медленно стала сползать на землю. И тут боец увидел Котю. Он лежал на земле, словно не погиб, а уснул. Рядом с его щекой рос весенний первоцвет, голубовато-белый подснежник...

11

А театр готовился к спектаклю. В зале уже зажглись тусклые лампы, и публика заполняла места. В театре было прохладно и гардеробом не пользовались, сидели в пальто, в шинелях, в бушлатах.

От дыхания шел пар. И все-таки здесь был настоящий театр, а не вокзал. Сюда приходили без винтовок, и у подъезда не стоял бронепоезд под парами.

Уже пора было начинать спектакль, но артисты почему-то медлили.

Публика не волновалась: все привыкли к перебоям военного времени. К перебоям с электричеством, с дровами, с хлебом...

В зале говорили вполголоса, и было сравнительно тихо. Зато за кулисами, вдали от сцены, голос Николая Леонидовича звучал в полную силу.

- Это вопиющее безобразие! Вот до чего довела Котю его самостоятельность. Он опаздывает на спектакль. Потомственный артист!

- Он же ребенок! - пытался урезонить директора бывший артист императорских театров.

- Он артист! У артистов нет возраста! Они служат в театре.

- Коля, что ты говоришь?! - вмешалась в разговор Котина мама. - Он сейчас придет. Он всегда приходит к спектаклю.

Николай Леонидович тяжело опустился на стул и уже в который раз достал из кармана часы, щелкнул крышкой.

В это время дверь отворилась, и в комнату вошел администратор, подталкивая вперед мальчика. Мальчишка был рыжий, с большими круглыми глазами, в которых застыли страх и любопытство.

- Вот нашел мальчика... добровольца. На случай, если Котя задержится!

- Гримируйте мальчика! - скомандовал Николай Леонидович. И, повернувшись к нему, спросил: - Боишься?

- Боюсь! - честна признался артист-доброволец.

- Молодец! - похвалил его Котин папа. - Я, когда в первый раз шел на сцену, думал - умру от страха.

- А реветь там можно? - совсем тихо спросил мальчик.

- На сцене нельзя. А здесь уже нет времени. Потом поревешь. Давайте третий звонок!

И он стал объяснять мальчику, что он должен делать на сцене.

Едва отзвенел звонок - сигнал к началу спектакля, - как лампочки в зале зажмурились, потом совсем погасли.

Занавес медленно поплыл влево и вправо. Артисты вышли на сцену.

- Мы вам покажем представление из французской жизни...

И вдруг в зале, в тихом замершем зале, послышались неторопливые, тяжелые шаги.