Дом на пуховой опушке   ::   Милн Алан Александр

Не очень-то понимая, почему они это делают, остальные тоже начали расходиться, и когда Кристофер Робин, дочитав ПОЭМУ, поднял голову, чтобы сказать: "Спасибо", - рядом с ним остался один Пух.

- Приятно, когда тебе пишут такие стихи, - Кристофер Робин сложил листок, сунул в карман. - Пошли, Пух, - и зашагал по тропе.

- А куда мы идем? - Пух поспешил за ним, гадая, отправились ли они в очередную Иксшпедицию или их ждет какое-то иное приключение.

- Никуда, - ответил Кристофер Робин.

Так они и шли, а когда малая часть пути осталась позади, Кристофер Робин спросил: "Пух, а какое у тебя самое любимое дело на свете?

- Я, конечно, больше всего люблю... - уверенно начал Пух, но замолчал и призадумался. Потому как Лопать Мед - занятие очень даже приятное, но еще более сладостны те мгновения, когда мед уже на столе, а ты еще не принялся за еду. Только Пух не знал, как называется чувство, которое охватывало его в этот очень короткий промежуток времени. А еще он подумал, что чудо как хороша компания Кристофера Робина; да и побыть с Хрюкой очень даже неплохо; а когда он все это обдумал, то сказал. - Мое самое любимое на свете дело - прийти с Хрюкой к тебе в гости и услышать: "Как насчет того, чтобы что-нибудь перекусить?" - на что я мог бы ответить: "Я с удовольствием что-нибудь съем, а ты, Хрюка?" И чтоб вокруг пели птицы и день был самый что ни на есть подходящий для сочинения бубнилок.

- Все это, конечно, здорово, - согласился Кристофер Робин, - но больше всего я люблю ничегонеделание.

- А что это такое, ничегонеделание? - спросил Винни-Пух после долгого раздумья.

- Такое занятие. Только собираешься этим заняться, а тут тебя и спрашивают: "Что ты собираешься делать, Кристофер Робин?" - а ты отвечаешь: "Ничего", - и потом ничего не делаешь.

- Понятно, - не слишком уверенно ответил Винни-Пух.

- Вот сейчас, к примеру, мы этим и занимаемся.

- Понятно, - повторил медвежонок.

- Идешь, куда глаза глядят, прислушиваешься ко всему, что не можешь услышать, и ни о чем не волнуешься.

- Ага! - воскликнул Пух.

Так они и шагали, думая о Том и о Сем, и в конце концов добрались до Зачарованного Места в самой высокой части Леса, которое называлось Каюта Галиона. А вкруг Каюты, как бы ограждая ее от остального мира, росли более шестидесяти деревьев. Кристофер Робин точно знал, что место это зачарованное, потому что никто не мог сосчитать, сколько же этих деревьев, то ли шестьдесят три, то ли шестьдесят четыре. Даже если, сосчитав дерево, завязывать на стволе нитку. И растительность в этом зачарованном месте была не такая, как в остальном Лесу. Ни тебе папоротников, ни утесника, ни вереска, только низкая, мягкая, зелененькая травка. Единственное место в Лесу, где можно было спокойно сесть на землю, не опасаясь, что через секунду придется вскакивать и искать, куда бы пересесть. Сидя на травке, они могли видеть весь мир, до самого горизонта, где земля сходится с небом, и весь этот мир был с ними, в Каюте Галиона.

И тут Кристофер Робин начал рассказывать Пуху о всяком и разном: о людях, которых звали королями и королевами, о каких-то чиновниках, о

каком-то месте, которое зовется Европа, об острове посреди моря, к которому не приплывают корабли, о том, как сделать насос (если возникнет такая необходимость), о том, как посвящают в рыцари, о том, что привозят из Бразилии. И Пух, прислонившись спиной к стволу одного из растущих вокруг Каюты деревьев, сложив лапки на животе, то и дело восклицал "Ой!" и "А я и не знал!", и думал о том, как это прекрасно, когда в друзьях у тебя Умный Человек, который может рассказать тебе

столько интересного. Наконец, Кристофер Робин выложил все, что знал, и умолк. Теперь он сидел, оглядывая окружающий мир, мечтая о том, чтобы так было всегда.