Инженеры (Семейная хроника - 4)   ::   Гарин-Михайловский Николай Георгиевич

Вот я и хотел об этом с вами посоветоваться. Я так вам, как на духу, откроюсь: скопил я тридцать семь тысяч, вот вы мне и посоветуйте теперь - в каких бумагах мне их лучше держать? - Онуфриев уставился в Карташева совсем близко своими рачьими глазами. Карташеву казалось, что он, как в лупу, смотрит в красную расширенную кожу его лица, где каждая пора рельефно обрисовывалась впадиной и где так много было каких-то белых пупырышков.

"Как в швейцарском сыре", - подумал Карташев, и ему показалось, что от лица Онуфриева и пахнет, как от швейцарского сыра. Он быстро подавил в себе неприятное ощущение и ласково-смущенно ответил:

- Видите, Онуфриев, я совершенно ничего не понимаю в бумагах.

- А как же... Ведь у маменьки вашей, наверно же, деньги в бумагах?

Карташев отлично знал, что у матери его никаких бумаг нет, что и дом и деревня заложены, но ответил:

- Конечно, вероятно, в бумагах, но она мне об этом никогда ничего не говорила. Дом есть, деревня есть... Если хотите, я напишу матери и спрошу...

- Ах, пожалуйста...

После этого Карташев стал прощаться, обещал заходить, несколько раз Онуфриев напоминал ему.

- Непременно, непременно, - отвечал озабоченно Карташев.

Как-то Онуфриев спросил:

- А что, от маменьки нет еще ответа?

- Вероятно, скоро будет.

- Вот с этим ответом, может, зашли бы... Обрадовали бы старика, и дочка все про вас спрашивает...

- Ваша дочка такая милая...

- Простая девушка.

- Слушай, Володька, - говорил Карташев, идя с Шуманом после этого разговора из института, - помоги, ради бога, может быть, ты знаешь, какие бумаги считаются самыми доходными?

- Тебе на что? Покупать хочешь?

Карташев рассказал ему, в чем дело.

- Тридцать семь тысяч?! Однако твоих сколько там?

- Что моих? Я каждую осень дарю ему сто рублей.

- Хорошенький процент за триста и за неполный год. Очевидно, таких дураков не ты один.

- Наверно, один. Он сам говорил, что за тридцать лет другого такого он не знал.

- Откуда же у него деньги?

Картагаев пожал плечами.

- Кого-нибудь убил, обокрал? - спросил Шуман, - впрочем, я отчасти догадываюсь, я кое-что слыхал, он дает свои деньги инженерам-подрядчикам и участвует в прибылях.

- Ну, а насчет бумаг?

- Все это глупости: он лучше тебя знает толк в бумагах. Он просто хочет женить свою дочку на тебе и таким путем показывает тебе свое состояние.

- Его дочь очень симпатичная...

- И ты, конечно, уже не прочь жениться?

- Я не женюсь, потому что решил никогда не жениться...

- И самое лучшее, что ты мог бы сделать и чего, конечно, не сделаешь. Десять раз женишься...

- И по закону можно только три всего...

- Ну, закон... - махнул рукой Шуман.

- Все-таки что ж мне ему сказать насчет бумаг?

- Насчет бумаг? Много хороших есть бумаг: Брянские. Ты вот что ему посоветуй - Харьковского строительного общества. Это новое дело и обещает очень много.

- Отлично!

На другой день Карташев так и сообщил Онуфриеву. Тем и кончился разговор у них о деньгах, и так больше и не был Карташев в гостях у Онуфриева, если не считать его визит тогда только за деньгами для троек.

Все это быстро вспомнилось теперь Карташеву, когда он шел по улице в свою кухмистерскую.

Время было еще раннее, и в кухмистерской, кроме одного молодого студента, никого не было. Студент усердно читал какую-то книгу и ел, или, вернее, пожирал ломти серого ароматного хлеба в ожидании, пока подадут обед.

Все так же стояли белые столы, и каждый стол принадлежал другой девушке. В дверях появилась Ефросинья. То же светлое накрахмаленное платье, черная бархатка на шее.

- Сегодня рано пришли.