Иван царский сын и серый волк   ::   Успенский Эдуард Николаевич

Так, не шелохнувшись, он смело караулил до самого утра. За всю ночь ни разу глаз не разомкнул.

Ночью, в самый разгар его службы, сад вдруг осветился весь.

Чудо-птица прилетела. Перья золотые, глаза как восточный хрусталь. Сама маленькая, а перьев много. И так она светится, будто внутри ее десять свечей горит.

И прожорлива, как индюк. Немало яблок она пощипала и скрылась в ночном небе. Последнее яблоко в зубах унесла.

Утром Петр встал, еле-еле бутылку с молоком от щеки отлепил.

И сам от тулупа еле-еле отлепился. Молоко за ночь пролилось и его к тулупу приклеило.

Съел он вареные яйца и пошел к царю с докладом:

— Свет наш царь-батюшка, всю ночь я глаз не размыкал. То есть наоборот, за всю ночь я ни разу глаз не сомкнул… И ветер меня хлестал, и дождь на меня лил. (Видишь, я весь мокрый.) Но я поста не покинул. Никакой человек не приходил, никакая птица не пролетала.

Царь Берендей-Василий со слугами в сад пошел — видит, яблок помене стало. Царь удивился:

— Что же они, испаряются, что ли? Да хорошо ли ты, Петр, караулил? Может, ты спал тут без просыпа?

Петр испугался:

— Что ты, батюшка-царь. Видишь, вон трава примята. В этом месте я и ходил всю ночь.

— Ну, что ж! — сказал царь.На первый раз поверим.

И велел царь Берендей-Василий-Выслав дальше яблоки сторожить.

— Значит так, Данила, — молвил он. — В эту ночь ты яблоки охранять пойдешь.

И еще велел царь старшему писарю все яблоки пересчитать.

Писарь полдня под яблоней ходил, яблоки пересчитывал. Насчитал их ровно девяносто штук.

И вот вечер наступил — средний сын Данила на дежурство собирается. Он не молока попросил, а вина крепкого — глаза протирать. Свиную лопатку — силы поддерживать. И дубинку побольше — воришек охаживать.

Едва он пришел на дежурство, как в тулуп забрался. А через час к нему туда одна знакомая пришла из кухни — целоваться.

Выпили они вина крепкого. Данила лопаткой закусил, а знакомая Глафира к яблочкам потянулась.

— Ты что, — говорит Данила. — Я же их сторожить пришел. А не есть. Они же все сосчитаны.

— Ах, ты сторожить пришел, — говорит знакомая из кухни. — Ну и сторожи. А я домой пошла к батюшке.

Пытался он ее задержать, а она ни в какую:

— Думаешь, если ты царский сын, тебе все можно.

И ушла. И ее плечики унеслись в ночную мглу. Расстроился Данила, выпил все остальное вино. Завернулся в тулуп. И только его и видели.

Едва он уснул, опять птица прилетела. Перья золотые, глаза как восточный хрусталь.

Накинулась она на яблоки и добрый десяток слопала. Маленькая такая птичка, а прожорлива, как индюк. Не успеет она яблоко съесть, как его остатки с другой ее стороны выскакивают.

Последнее яблоко она в зубах унесла.

А все-таки очень красивая птичка. Вся так и светится, будто в ней двадцать свечек горит.

Проснулся утром Данила, голова тяжелая, как медный колокол.

И звенит так же. Посмотрел он на яблоню и сразу все понял. Он бегом к старшему писарю, пока батюшка не проснулся.

— Эй, чернильная душа, сколько ты там вчера яблок насчитал?

— Девяносто, — говорит чернильная душа.

— Так вот, скажи батюшке, что было восемьдесят. А не то: моя дубинка — твоей головы половинка.

Писарь все понял. И когда батюшка-царь пошел в сад яблоки пересчитывать, он никаких хищений не обнаружил.

— Ладно, — он сказал. — Теперь, Иван, твой черед идти.

А Иван-царевич и рад. Очень он хочет царю-батюшке угодить.

Под вечер писарь сызнова все яблоки пересчитал. Восемьдесят штук было ровно, как и вчера.

Вот уже вечер настал. Иван-царевич долго думал — кто же это яблоки крадет. Он понимал, что братья его не очень-то старались.

Но если бы медведь в сад пришел или коза какая, братья бы их, конечно, заметили.

— Значит, это птица! Да никто больше яблоки не ест у нас в государстве — люди да птицы.