Энн в Эвонли   ::   Монтгомери Люси

Мистер Гаррисон, оказывается, никогда по-настоящему не завтракал, не обедал и не ужинал — просто перехватывал что-нибудь на ходу, когда ощущал голод. Если Джон оказывался поблизости, то ему тоже что-то перепадало, а если нет, приходилось ждать, пока мистер Гаррисон не проголодается снова. Джон утверждал, что давно умер бы с голоду, если бы не еженедельные поездки домой по воскресеньям, где он как следует набивал себе брюхо, и если бы его мать не давала ему с собой на неделю полную корзинку еды.

Опять же мистер Гаррисон даже не скрывал, что совсем не моет за собой посуду, дожидаясь, пока выдастся дождливое воскресенье. Тогда он сваливает всю накопившуюся посуду в большую бочку, куда стекает дождевая вода, а затем выпускает воду и оставляет посуду сохнуть на солнце.

Еще про мистера Гаррисона говорили, что он дрожит над каждым центом. Когда ему принесли подписной лист на добавку жалованья пастору, он заявил, что не имеет обыкновения покупать кота в мешке и сначала посмотрит, какая у него будет добавка к доходам от проповедей мистера Аллана. А когда миссис Линд пришла к нему с просьбой пожертвовать на миссионеров, намереваясь попутно взглянуть, что делается в его доме, он сказал ей, что обращать в христианскую веру надо не дикарей, а местных сплетниц и что если она за это возьмется, он с удовольствием пожертвует на благое дело. Миссис Рэйчел поспешно убралась из его дома и потом говорила, что рада за покойную миссис Бэлл: у той сердце разорвалось бы от горя, если бы она увидела, в какое состояние привели дом, которому она отдавала столько сил.

— Только вспомни — она через день выскребала ножом пол на кухне, — не могла успокоиться миссис Линд. — Видела бы ты, что там делается сейчас. Мне пришлось приподнять юбку, чтобы не испачкаться.

И наконец, мистер Гаррисон держал попугая по кличке Веселый Роджер. Никто в Эвонли никогда не держал попугаев, следовательно, это само по себе было чуть ли не нарушением благопристойности. И что это был за попугай! Если верить Джону, большего сквернослова свет не видывал. У него в запасе имелся целый набор самых непристойных ругательств. Миссис Картер обязательно забрала бы Джона у мистера Гаррисона, если бы только была уверена, что найдет ему другую работу. Один раз, когда Джон неосторожно наклонился над клеткой, Веселый Роджер вырвал у него из загривка кусок кожи. Миссис Картер всем показывала рубец на шее Джона, когда тот по воскресеньям приезжал домой.

Все это молнией пронеслось в голове Энн, пока она молча смотрела на стоявшего перед ней мистера Гаррисона, который, казалось, от ярости потерял дар речи. Даже если бы он был в самом наилучшем расположении духа, вряд ли кто-нибудь назвал бы мистера Гаррисона, низенького лысого толстяка, красивым мужчиной. А сейчас, с багровой физиономией и вытаращенными глазами, он показался Энн просто страшилищем.

Наконец мистер Гаррисон обрел голос.

— Больше я терпеть не намерен! — разразился он бранью. — Слышите, мисс, ни одного дня! Уже третий раз, черт побери… третий раз! Я ведь предупреждал вашу тетку… а она опять… она опять ее выпустила… Как я должен это понимать, мисс? Вот я и пришел узнать, когда это кончится?

— Пожалуйста, объясните, в чем дело, — с достоинством произнесла Энн. Последнее время она старалась говорить с достоинством, полагая, что это ей очень понадобится в классе. Но на разъяренного мистера Гаррисона ее спокойствие не возымело ни малейшего действия.

— Дело в том, что ваша корова в третий раз потравила мой овес. В третий раз! Она забралась туда в прошлый вторник, то же самое случилось вчера. Я приходил к вашей тетке и потребовал, чтобы это было в последний раз. И что же! Час назад я опять нашел вашу корову у себя на поле. Где ваша тетка, мисс? Я хочу ее увидеть и прямо ей сказать… без околичностей.