Это моя собака   ::   Лукницкий Сергей

До чего же противные животные населяют наш сад! Не успел оглянуться — явилась лягушка. Села, выпучилась. На морде — никакой мысли.

Я не стал наблюдать за бесполезной тварью, я весь переключился на комара. Вот будет крик, если он вопьётся в нашего золотого ребёнка. Я подпрыгнул и — не допрыгнул. Ещё подпрыгнул и… чуть не наступил на огромного страшного червяка. Он все время двигался как-то странно: то хвост приставит к голове, то голову к хвосту. А вдруг он ядовитый? «Съесть или раздавить?». Я совсем растерялся.

Вдруг — хлоп! — лягушка слопала комара.

— Чвир-вик, — сказала птица и склюнула червяка.

— Ну, как дела? — это вернулась Мама-Маша.

Как я прыгал, вертелся, катался!

— Ну, ну, хватит, милый! Я вижу, ты отлично и честно работал! — приговаривала Мама-Маша.

Вечером я больше не лаял на лягушке, когда они кричали в траве. Я очень обрадовался, когда Мама-Маша категорически запретила Вите кидать в них шишками.

Ночью, засыпая, я вдруг подумал: а что, если все животные бывают для чего-нибудь, а не просто так? А я? Для чего я? Я для чего?

Завидую

18 июня. И зачем это мне понадобилось думать?! Жил себе и жил, был счастливый пёс, любил поесть, побегать, полаять. А теперь сижу и презираю себя.

Для чего я? «Чтобы путаться у всех под ногами?» — как сказала вчера тётя Груша.

Даже лягушки не только орут в пруду — едят комаров. А здешний кот Фома? Тётя Груша говорит, что без него мыши её совсем бы съели. А ведь весит она не меньше ста килограммов.

Но никто не идёт ни в какое сравнение с коровой Фросей. Раньше я понятия не имел, откуда добывают молоко. Здесь увидел впервые. Стоял истуканом, пока тётя Груша не надоила целое ведро. Потом я обежал корову Фросю три раза. Она прекрасно устроена: спереди рога, сзади тоже не очень-то подойдёшь — копыта, хвостом, я сам видел, наповал убивает слепней. Но главное не это. Из Фросиного молока тётя Груша делает масло, сметану, вареники. Кроме того, мы пьём его просто так — парное и холодное.

Тётя Груша говорит, что второй такой коровы не сыскать во всем свете. Я с ней вполне согласен. Я очень завидую Фросе. Если бы ещё она умела прыгать и лаять, я бы не возражал какое-то время побыть коровой.

Неплохо было бы ещё временно сделаться птицей, жить в гнезде высоко на дереве и на лету хватать мошек.

Ищу сам себя

19 июня. Вчера поговорил на эту тему со своим соседом Микки. Это совсем маленькая собачка, с голым пузом и выпученными глазками. В холодную погоду носит красное одеяльце с четырьмя дырками, в которые просовывает свои тонюсенькие ножки.

Я спросил его, что он делает. Он ответил:

— Ем.

— А ещё?

— Сплю.

— А ещё?

— Гуляю в саду.

— А ещё?

— Сижу у хозяйки на коленях.

— Ну а какой от тебя толк? — потерял я терпение.

Он подумал, подумал и сказал:

— По-моему, никакого…

Я, было, ухмыльнулся, но тут опомнился. Сам-то тоже хорош… дачник.

Нет, надо что-то срочно предпринять.

Надо будет сбегать к собаке, которая сидит на цепи. Посоветоваться. Мне кажется, что она должна кое-что понимать в жизни.

Тёзка

21 июня. Я не только потрясён, я подавлен. Я был у неё. Спросил, что она делает.

— Кидаюсь и лаю на всех, кто приходит в сад или лезет через забор.

— А зачем?

— Сторожу дом, яблоки и клубнику.

— Весь день?

— И день, и ночь.

— А когда дождь, снег?

— Мокну, мёрзну и лаю ещё сильней.

— И… тебе… нравится эта специальность?

Пёс долго чесал задней лапой свои худые ребра, наконец ответил:

— Собаке не приходится выбирать, чем заработать свой кусок…

— Мяса? — спросил я.

— Хо! — хмыкнул пёс. — Нам и кости-то не каждый раз перепадают. В моем брюхе всегда есть свободное место. Это уж я могу сказать точно.

— Разве хозяин тебя не любит? — удивился я.

— Ну почему… — задумчиво ответил пёс. — На свой лад, наверное, любит.