Как жила Тася   ::   Толмачева Мария Львовна

Положила еще Тася другую куклу, безногую, поставила коробку с зоологическим лото, присела отдохнуть и задумалась…

Рада она, что завтра на дачу: весело там будет!

Мягкий песок на дорожках, на лугу цветы, комнаты маленькие, и везде в окна деревья видно… «Ах, надо узнать у мамы, будет ли и это лето у нее своя грядочка?»

Вскочила Тася, хотела бежать, спрашивать, да вспомнила, что мама не велит дело бросать не кончив, присела опять и поспешно стала складывать в корзину все, что под руку попадалось.

И в самом деле, зачем ей летом все это? Сунула сервиз чайный, плиту жестяную, мебель кукольную, потом собрала в фартучек кубики разрозненные и с грохотом высыпала и их туда же. Захлопнула крышку, но что-то мешало закрыться совсем. Тогда Тася села сверху, в корзине что-то хрустнуло немножко, крышка легла аккуратно, и Тася побежала к маме.

Мама тоже стояла, согнувшись над большим сундуком, и укладывала туда детские платья.

– Ну что, отобрала вещи? – обернулась она к девочке. – Неси скорее, я уложу!

Тася немножко замялась.

– Мишки оба остались, – сказала она, – да только их нельзя укладывать!

– Это почему? – удивилась мама.

– Да им душно будет! Я их лучше на руках повезу.

– Что за пустяки! Ты их только потеряешь. У нас и так в вагоне вещей много будет! – не соглашалась мама. – Давай скорее, мне некогда!

Но Тася стояла на своем. Сговаривались, сговаривались, наконец, решили белого Мишу уложить на самый верх в сундук, чтоб ему удобно было, а бурого, старого, Тася на руках повезет, иначе она не согласна.

Не спалось Тасе эту ночь: все боялась проспать. Поднялась ни свет ни заря, разбудила Маню, пробежала к няне, выглянула в окно: не приехали ли ломовые? Но все еще было тихо на улице, и няня назвала ее «неугомонной».

Наконец все встали, и началась суета, Тася была готова раньше всех. Надела на Мишу его теплую дорожную рубашку, сунула себе в карман другую, запасную, туда же положила мячик резиновый черненький и коробочку монпансье на дорогу, хотела еще платок носовой положить, но уж места не было. Потом села на подоконник и стала ждать. За ранним завтраком ничего есть не могла, только молока выпила чашечку.

Но вот вещи отосланы, все готовы и идут садиться на извозчиков. Тася спускается с лестницы, одной рукой крепко держится за мамину руку, а другой прижимает к себе Мишу.

Яркое солнышко ударило в глаза на улице, швейцар Иван стоит у подъезда и улыбается.

– Мы на дачу едем, Иван! – кричит ему Тася, а он ловко подхватывает ее сзади и сажает к маме на извозчика.

Поехали. Тася смотрит по сторонам и ей хочется кричать всем встречным:

– До свиданья! До свиданья! Мы на дачу едем! – и на радостях она крепче жмет Мишу и украдкой целует его в облезлое ушко.

Вот и вокзал. Тут довольно страшно: сколько народа, толкотня, свистят паровозы, везут багаж. Тася вздыхает с облегчением только, когда все вошли в вагон и мама не опоздала, а сидит тут же против Таси.

Но вот и поехали! Поплыли мимо столбы, платформы; отодвинулись назад люди на ней; замелькали какие-то вагоны, закопченные здания, высокие трубы; потом вдруг стало светло, зелено, и усеянное желтыми цветочками раскинулось поле.

Прижавшись носом к стеклу, стояла на коленях у окна Тася и смотрела. Хорошо бы остановить поезд и побежать шибко-шибко по зеленой травке! Сколько цветов-то!

А где же Миша? Надо и ему показать. Бедненький! Совсем завалили его вещами: Колька на него пальто бросил, а няня на лапку села. Надулась Тася, вытащила Мишу, оправила на нем рубашечку и посадила его на раскидной столик у окна.

– Сама захотела его на руках везти, так сама и смотри за ним, – говорит мама, – у нас и так вещей много!

Конечно, сама! Никому она своего Мишеньку не даст!

– Смотри-ка, Миша, вон коровки, целое стадо! А там вон деревня виднеется.