Капитан   ::   Павлов Анастас

Да и корабль-то был, по сути дела, не корабль - старая плоскодонка лежала на ленивой воде, привязанная толстой проволокой к опорам деревянных мостков. И все же она не походила на своих сестер, попадавшихся на Большой реке. На носу ее красовался штурвал - старое колесо от телеги, а из средней скамейки торчала мачта - шест, очень похожий на те, которыми подпирают веревки с мокрым бельем. Спросите у Мичмана, он вам скажет, что вы совершенно правы: нынешняя мачта еще месяц назад именно для этой цели служила его матери. В кормовой части плоскодонки мальчики сплели из веток вербы нечто такое, что сами они называли каютой.

Был на лодке тайник. Один из брусков ее остова вынимался, и тогда обнаруживалось, что в нем есть довольно большое углубление. В этом углублении хранилось несколько стеклянных шариков, свинцовые грузила, рыболовные крючки и капроновая леска, намотанная на палочку. Только Капитан и Мичман знали о тайнике. Кроме них, знал еще один парнишка, Торпеда, который однажды случайно подглядел за ними. Под страшнейшей клятвой Торпеда доверил тайну Пе'йчо, а Пейчо взял клятву с Султана. Султан долгое время хранил тайну - целую неделю. В конце концов тайна до того замучила его, что он потерял аппетит. И тогда под самой что ни на есть страшной-престрашной клятвой он доверил ее Торпеде. Так Торпеда дважды оказался хранителем тайны.

Капитан втянул на борт доску и уложил ее на специально отведенное в лодке место. Потом медленно, будто он смертельно устал, опустился на скамейку. Юнга молча, с почтительным уважением к Капитану, пристроился рядом. Обхватил пальцами мачту, прижался щекой к руке. Он подождал немного в надежде, что с ним заговорят, потом задумался, погрузился в тяжелые свои заботы. Юнга!.. А все из-за этого хлеба и длинной очереди. Все из-за этих старух с кошелками и сетками, которым так вот уж непременно надо купить теплый хлеб. Ваню их ненавидел. Похоже, что они спозаранку начинают судачить, сидя на низеньких табуретках перед булочной, плетут длиннющие шерстяные чулки, толкуют о зубах и ревматизме. И только пекарь начнет доставать хлебы - так и норовят пролезть к прилавку впереди Ваню... "Я, внучек... Ох, пусти бабушку, добрый мальчик... Ах, ноги мои совсем не ходят, деточка..." Юнга, надо же, юнга! От обиды слезы набежала ему на глаза. Ваню шмыгнул носом, огляделся.

Капитан сидел мрачный, упершись локтями в колени.

- Капитан...

Они походили друг на друга, как два брата - старший и младший. У Капитана тоже были темные глаза и черные волосы. Только лицо его, даже во мраке, казалось светлее.

- Чего тебе?

Малыш помедлил, еще раз огляделся по сторонам. Он едва набрался смелости высказать свое недоверие:

- А ведь только что ты вроде разговаривал с Мичманом?

- Что же, мне с самим собой разговаривать? Ну и экипаж подобрался! Ничего у нас так не получится!

Ваню потупился, сжался в комок, словно он один был виновен за всех остальных. Он снова замолк, хотя ему очень хотелось узнать, что это там белеется в каюте и пойдут ли они завтра на рыбалку. И еще хотелось ему рассказать, что Цыгану снова была выволочка от отца, а потом он, Ваню, встретил Лену и она расспрашивала о Капитане... И вот обо всем этом и о многих других интереснейших вещах приходилось молчать да слушать лягушек. Юнга осторожно скосил глаза - ждал благосклонного кивка Капитана, чтобы тут же начать говорить.

Однако Капитан не шевелился. Он думал об экипаже. Разве это экипаж? Ваню, который даже еще и не мальчишка, а так, малыш, пришел. Ваню, которому не разрешали еще принести клятву, потому что ему нет тринадцати лет, и который принимал за змею всякую корягу. А Торпеда? А Чичо ("чичо" - дядя) Пей? Где они? Нет, конечно же, никакой это не экипаж! И Султан небось испугался, как бы не увязнуть в тине.