Призрак Ивана Грозного   ::   Усачева Елена Александровна

Математичка Муза Ивановна, кутаясь в серый порванный саван, протягивала белесые руки прямо к огню треножника.

– Холодно мне, – тянула она. – Холодно. Дайте мне кровушки – согреться! Дайте мясца человеческого – потешиться! Холодно мне!

С другой стороны стояли оба физкультурника. Вместо двух тел у них было одно, отчего головам приходилось тесно на узковатых плечах. Из-за этого физкультурники слабо переругивались, мутузя друг друга в бока кулаками.

– Куда прешь? – гудел один. – Не видишь? Мое это место!

– Сам ослеп, – сипел другой. – Я тут раньше стоял.

– О! Ученик любимый пришел, – промурлыкал Иван Васильевич, двумя щупальцами удерживая голову, чтобы она у него не отваливалась. – Ненаглядный, приветливый да послушный, – напевал он. При этом улыбка его разъезжалась все шире и шире, деля лицо пополам. Когда губы соединились на затылке, верхняя часть головы откинулась назад.

Сбоку раздалось шипение. Краем глаза Колька успел заметить движение и шарахнулся в сторону. Перед его глазами промелькнула черная кошка. Не рассчитав прыжок, зверек врезался в треногу. От удара кошка полетела на пол в одну сторону, треножник – в другую. Огонь выплеснулся на стоящую рядом Музу Ивановну. Саван на ней загорелся, превращая математичку в огромный факел. Из дыма поднялась высокая худая фигура географички Маргариты Ларионовны в длинном черном платье. Сзади у нее болтался черный пушистый хвост.

– Не ори! – коротко приказала она хнычущей математичке, которая теперь жаловалась на то, что ей жарко. – Ну что, все собрались? – властным голосом спросила она. – Время начинать шабаш!

– Не спеши, королева! – торжественно воскликнул историк, на четвереньках подбегая к ее ногам. – Нет Господина! А потом – у нас гости! – Он ткнул лапкой в сторону замершего Кольки.

Директор, в очередной раз собравший голову, радостно подхватил:

– Ученик наш любезный, послушный, вку-у-усненький!

– Мне его отдайте! Я голодная! – протянула сморщенную белую руку Муза Ивановна.

– А мне косточки! – злобным смехом раскатилась Ольга Ароновна. При этом стало видно, что во рту у нее все зубы кривые, длинные и гнутые. – Погуляем вволю! Кровицы теплой напьемся!

– Отвали, старая, – махнул в ее сторону щупальцем Иван Васильевич. – Помирать давно пора, а ты все туда же – за молодыми бегаешь! Дохлой крысой перебьешься.

– Дайте его нам! – хором выкрикнули физкультурники. – Мы его сначала помнем, покатаем, помягче сделаем, а потом уж к праздничному столу подадим.

– Молчать! – подняла вверх руку Маргарита Ларионовна.

Но от ее окрика все еще больше загалдели. Муза Ивановна вцепилась в треножник, намереваясь ткнуть им Ольгу Ароновну. Директор совсем потерял голову. Она укатилась к физкультурникам, и те стали пинать ее от одной ноги к другой. Историк одной лапкой цеплялся за длинный подол платья географички, а другой стучал по своей голове, отчего по всей учительской раздавался мелодичный перезвон.

Колька попятился. Все то время, пока вокруг происходили эти дикие события, он усиленно щипал свою ногу, пытаясь прийти в себя. Ноге было больно, но от этого не просыпалось. Наоборот, Мишкин все больше и больше погружался в кошмар наяву.

И тут в голове больно стукнуло: «Журнал!»

Хоть режьте, но Колька отсюда без журнала не уйдет.

Он вспомнил наглую ухмылку Соньки Морковкиной, и подступающий страх с него как рукой сняло.

Второй треножник уже был опрокинут, поэтому в учительской стало заметно темнее. В этом полумраке копошились уродливые фигуры, противными голосами визжали женщины. Только географичка возвышалась над всеми высокой статуей. Зеленые глаза ее ярко светились, внимательно следя за каждым движением Мишкина.

А он уже стоял около шкафа, где стопками лежали классные журналы.