Алтайские сказки   ::   Иванов Всеволод

Лежат да еще кричат на отца:

- Тащи травы! Жрать хочу, видишь брюхо морщится с голоду.

А Кучича в болоте от радостной злости лапами в кочки бьет, прыгает:

- Вот, мол, - наделала.

А баран - все тоньше и тоньше и курдюк пропал. Плохой стал баран.

А баранята по-прежнему брюхо греют.

Ладно.

Узнал дух Ори про Кучичу, плюнул и сказал:

- Вот, дура, как теперь баран без курдюка будет.

Рассердился. Взял Кучичу в сало превратил и барану в курдюк всунул.

- Болтайся, - говорит.

А баранят съел.

- Все равно, говорит, не заблестите.

Я говорю:

Вот почему, когда барана на спину положишь - орет, а курдюк редко хорошему человеку достается - Кучича там торчит. Злая.

Ладно.

III.

КУЯН.

Койонок-бог (борода - пихта верхушкой вниз) сидел в тени березы с золотыми листьями. Иримчик жует и губами толстыми (доволен!) шлепает:

- Н-на!.. Н-на!..

А там, подле подошвы горы, далеко, заяц-Куян, обжора, траву щиплет.

Смотрит на Койонока, пыхтит:

- Хорошо богу живется. Волков на его нет, коршуны трусят. Благодать!

Пощипет траву, ноздрей поведет, недоволен.

Говорит:

- Хоть бы мне листьев золотых с березы поесть.

Ладно.

Куян долго думал (от дум даже шерсть полезла), решил:

- К богу-Койоноку пойду.

Пришел.

- Здравствуй, бог, - говорит, - как живешь?

Койонок отвечает:

- А ничего живу. Хорошо. Даже когда надоедает так жить.

- Как не надоест, - говорит Куян, - ишь борода-то какая большая. Как следует чесать - год чесать надо.

- Верно, - отвечает Койонок, - долго надо чесать.

Молчат и друг на друга смотрят.

Ладно.

Куян говорит:

- Хочешь, сказку расскажу?

Бог-Койонок думает: какие у зайца сказки.

Но (добрый был) отвечает:

- Рассказывай.

Куян сел около кошмы, расшитой шелком, у ног бога. Сам на листья смотрит, облизывается, а сам говорит...

А так как все время облизывался - хорошо у Куяна выходило. И степь, будто не степь, а кумыс столетний. Колки - не колки, будто аракчины, каменьями разукрашенные, по степи разложены.

Ладно.

Койонок крякнул одобрительно:

- Эк!.. вот заяц!

Спокойно ему стало. Уснул. С кошмы свалился.

Заяц сейчас к березе, давай листья жрать. До того нажрался, брюхо как шишка кедровая крепкое стало.

Нажрался, уснул.

Ладно.

Богу-Койоноку снятся сны дурные. Неприятные для бога сны, - то лошадь уросит, то вместо айрана грязь пьет.

Еле проснулся.

Чует - затылок ему солнце печет.

- С чего бы это, - думает, - тень всегда хорошая была.

Смотрит - на березе половины листьев нет.

А Куян рядом спит.

Одна лапа на брюхе, во рту торчит половина листочка.

Койонок озлился, фыркнул:

- Что ты наделал? А?

Заяц вскочил и от сытости говорит не может.

- Тьфу! - сказал Койонок. - Какая рожа паршивая. Ступай.

И в наказанье сказал:

- Будет тебе, обжора, лучшей пищей кора - осиновая, горькая.

Поднялся, начал листья новые делать.

Ладно.

Вот когда осенью лист на березе зажелтеет, заяц боится подойти к коре. Трясется, душа у него прыгает.

Я говорю:

А идет. Трясется, а идет.

Жрать надо.

IV.

АЮ.

Говорит Уртымбай:

- Хочу медведя-Аю убить. Белолобые много жгучей воды за шкуру дадут.

Хороший охотник был - любил хвастать.

Пошел.

Ладно.

Аю вылез из берлоги на Уртымбая идет.

Пустил стрелу Уртымбай.

Мимо.

Пустил другую, в плечо угодила.

Не успел ножа выхватить, медведь навалился. Обнял. Давит.

Думает Уртымбай:

- Пропал. Не попью кумыса больше.

А медведь-Аю - клыки в пене, трясется весь, кровь из раны по шерсти брусникой катится.

Озлобился.

Только хотел давнуть Уртымбая, да невзначай в глаза ему взглянул.

Увидал Аю-медведь в глазах Уртымбая - маленькая морда, желтые клыки и пена на них.

И Уртымбай увидал свое лицо - серое как солончак и бороденка как горсточка сухой травы.

Как заноза в глаза Аю вошла.

Заревел!

Опустил Уртымбая.

И ушел Аю в тайгу.

Уртымбай, чимбары поддерживая, в аул прибежал.