Мгновение - вечность   ::   Анфиногенов Артем Захарович

- Ну, Баранов, искры из глаз!

И прежде бывали на фронте летчики, заставлявшие удивленно говорить о себе, но такого, чтобы оправдывал ожидания изо дня в день жестокой битвы, - такого не было: что ни вылет, то бой и победа. "Баранов может... что же... чем черт не шутит, смогу и я", - загорались верой в себя другие: успех много значит среди бойцов.

Особенно дорог Михаил авиаторам тем, что валит немецких летчиков-истребителей штучного производства.

- Одно слово - рубака!

- Допек Баранова немец... но действительно истребитель: погибать, так с музыкой!

- А Дарьюшкину, говорят, трех баб-летчиц прислали, - не удержался, вставил Егошин, огласил не проверенный пока что факт. - Я понимаю, связисток, вооружении... куда ни шло. Сработают на подхвате. Но летчиц? В это пекло? Или в России уже других резервов не осталось? - Он покосился куда-то вбок и вниз, на локоть собственной гимнастерки, расцвеченный майорским шевроном.

Резервы - излюбленный конек майора.

Оседлать его помешал командиру "дед" годков под тридцать, бывший инструктор авиашколы.

- Для лучшего прикрытия самолетов-штурмовиков "ИЛ-два", - дал свое объяснение "дед". Сдержанный смешок прошел по КП.

- Один-ноль в пользу "деда".

В штурмовом авиационном полку майора Егошина собралось сразу три школьных инструктора. Два из них быстро сошли в наземный эшелон, третий, языкастый "дед" в звании старшего лейтенанта, держался в седле, и не было, ни одного не проходило вылета, чтобы его "ИЛ-2" не пострадал от алчной "шмитяры", как называл бывший инструктор капище немецких истребителей "Мессершмитт-109". Некогда Егошин был курсантом "деда", и последнему, по старой памяти, многое сходило с рук. Многое, не все. Высказался было старший лейтенант в том смысле, что "конечно, щелкают наших... скоростя не те... у немца самолеты побыстрее", и схлопотал от майора по первое число. Есть пункты, по которым они расходятся резко.

- Это в тридцать восьмом году, в Приморье, - пошел майор нахоженной тропой, не дожидаясь тишины, - так же, на склоне лета, подняли нас в ружье, трех героинь спасать. Дров наломали!.. Батюшки мои, сколько дров... Я тогда звеном командовал...

Далекий август, командование звеном... Губастый рот майора тронула улыбка.

Что говорить, не сложился финиш женского перелета на Дальний Восток, и дров, пока отыскивали упавших в тайге рекордсменок, наломали немало, а Егошина та осень высоко подняла. Всю страну встревожила судьба трех смелых молодок, сколько людей с надеждой смотрели на Егошина, на его звено, привлеченное к поиску. Впервые оказался Михаил Егошин на виду, почувствовал свою ответственность перед лицом народа... да поиск пустили по ложному следу, вдоль Амура, а девушек, спутавших Амур с Амгунем, унесло на север... Под Москвой, командуя полком, неся тяжелые потери и не зная, как отвечать на вопросы, поставленные войной, он однажды, чтобы облегчить душу, ввернул на собрании, дескать, "товарищи просят, чтобы я поделился, как мы искали народных героинь", - и час, наверно, держал аудиторию, обходя катастрофу спасательных ТБ-3 и "Дугласа", столкнувшихся над местом падения "Родины", и гибель десантников-парашютистов, вспоминая радость находки, дорогу цветов, триумфальное возвращение летчиц в столицу. "Вся довоенная жизнь была порывом", - говорит Егошин, видя в собратьях-летчиках приверженцев деяния и оставляя другим печалиться о потерях и жертвах, сопровождающих поступки. "Кто порывался в спецкомандировки или еще куда, - покряхтывает несогласный с ним "дед", - а кто крутился как белка в колесе... Я, например, в училище девять выпусков отбарабанил, а раз всего лишь отдохнул по-человечески, и то в декабре на юг поехал..." - тут общего языка они не находят. "Теперь Миша Баранов славу тех молодок поддерживает", - думает Егошин.