Сердце прощает   ::   Косарев Георгий Иванович

- Береги, Марфа, ребят, - крикнул Игнат в толпу, вскочив на подножку вагона.

Стуча на стыках рельсов, поезд набирал скорость. А толпа двигалась следом, не хотела отставать от него. Но вот мелькнула будка стрелочника, а через две-три минуты исчез, скрылся за поворотом перрон с дорогими Игнату лицами.

* * *

С уходом мужа на фронт, надорвалось что-то в сердце Марфы, и в душе поселилась холодная ноющая тревога. Поздними вечерами зашелестит ли за окном листва, тронутая ветром, скрипнет ли наличник, а она уже прислушивается, и, бывает, чудится ей, что вот-вот стукнет калитка и как прежде войдет в дом ее Игнат. Усталая, далеко за полночь забудется коротким неспокойным сном. А утром - те же мысли. Смотрит на детей, а в глазах все он, Игнат. Кажется: куда она, туда и он, всюду сопровождает ее, советуется с ней, наставляет.

На память пришел совсем недавний случай. Явился Игнат домой с двумя полно набитыми сумками и с восторгом вздохнул:

- Ну вот, я и добрался!

- Ты что это приволок? - поинтересовалась Марфа.

Игнат не ответил и тотчас принялся выкладывать содержимое сумок на стол. Марфа смотрит и глазам своим не верит. Перед ней - отрезы разноцветного ситца, голубая косыночка, темно-вишневый полушалок, коричневые женские туфли, черные полусапожки с белыми ушками. Глядит на них Марфа, а у самой сердце так и замирает: "Неужто это мне?" А Игнат берет их в руки, хлопает подметкой о подметку и приговаривает:

- Смотри, какие добротные, износу не будет!

- А это мне? - указывая на ситец брусничного цвета с белым мелким горошком, спросила Люба, и ее карие глаза так и засветились.

- И это тебе, и это тоже, носи да новые проси, - передавая дочери подарки, говорит Игнат.

- А этот костюмчик неужто Коленьке? - удивляется Марфа.

- Конечно. Кому же еще?

- Да он же утонет в нем!

- Ничего, подрастет - износит, - смеется Игнат и вытряхивает из второй сумки длинные связки подрумяненных баранок и сушек.

- А ну, сынок, грызи да сил набирайся.

Коленька в одно мгновение хватает связку сушек, накидывает на шею и начинает весело кружиться по избе.

- А на какие же денежки ты все это купил? - спрашивает Марфа.

- На самые обыкновенные, трудовые.

- Да откуда их столько у тебя взялось? - допытывается Марфа.

- Откуда! - улыбается Игнат. - Я же горы кирпичные переворочал. Вот и тряхнул малость. Заработаю еще, не тужи. Заказов на кирпич у нас много. Только работай!..

- Спасибо, Игнат, - благодарит Марфа и, накинув на голову полушалок, проходит к зеркалу. И в профиль, и прямо рассматривает себя Марфа, любуется собой: то улыбнется, то подожмет губы. И кажется ей, будто помолодела она от мужниного подарка.

Люба с чуть приметной улыбкой со стороны посматривает на мать. Марфа замечает это и сконфуженно опускает глаза. Потом бережно берет полусапожки, заворачивает их в старый лоскут материи и прячет в сундук.

- Это куда же ты их убираешь? - протестует Игнат. - Надевай и носи.

- Успею, сношу...

...Вот и теперь нет-нет да и достанет она полусапожки с белыми ушками и опять вспомнит тот счастливый вечер.

Так шли дни за днями. Уже две недели минуло, как уехал Игнат, а весточки от него все нет.

В один из томительно жарких дней из района в колхоз "Заря" поступило распоряжение эвакуировать колхозный скот, сельхозмашины, хлеб. По дорогам тем временем уже мчались грузовики, тянулись подводы, шли усталые беженцы.

В полдень Марфа забежала к Василисе Хромовой. Сын ее, Виктор, учился вместе с Любой и дружил с ней. Подошла к Василисе и соседка Наталья Боброва, смуглолицая и бойкая на язык молодая вдовушка. Заговорили о войне, о своих надеждах и тревогах. Василиса пригорюнилась.

- Бабоньки, куда же я отсюда-то поеду? Мой-то тут похоронен. Буду здесь век свой доживать. А умру - рядом с ним пусть и положат.