Трофейная пушка   ::   Астафьев Виктор Петрович

А пока майор Проскуряков думал да плановал в пределах своего хозяйства и небольшого участка войны, младший лейтенант Растягаев, не отнимая бинокля от глаз - первый его трофей на войне, выменял у солдат за табак, за запасную пару обмундирования, - шарил по местечку, легкий табак он не курил, но табак ему все равно давали, - он тем биноклем и шарил по окрестностям. Врага нигде не было, и младший лейтенант досадовал на это. Стоило ему ехать за тыщи верст, чтобы попасть вот на такую войну, где фашистов и в бинокль не видать, не то что простым, невооруженным глазом.

Сын деревенского грамотея, впоследствии лектора райкомовской группы, Сергея Потаповича Растягаева, Сергей Сергеевич спал и видел себя на войне, и только возраст, и только год рождения - 1925 - удерживал его в тылу. Он брал осадою военкомат ежемесячно, но пока не сделался совершеннолетним, вынужден был учиться в школе, затем работал военруком в этой же школе, потому что всегда был отличником боевой и политической подготовки.

В тот день, когда его наконец-то зачислили в военное училище, мать слегла в постель, отец сердито сказал: "Дурак! Ты же сломаешь себе шею на фронте. Работал бы в школе. И потом...".

Сергей знал это "потом" - "и потом ты же нездоров". С самого детства преследуют его этим "и потом...". Он давно уже перемог в себе хворь. Он давно уже моется ледяной водой, работает на турнике, бегает, прыгает, стреляет, но, видите ли - "последствия...". Что за комиссия, создатель, родиться в семье интеллигентов. Всё-то они знают, и в тебе, и за тебя. И ах, ах, ты худ, ты бледен, ты переутомился, ты недоедаешь...

Надоело!

Из училища Сергей писал родителям сдержанные, почти суровые письма. И они так и не узнали и никогда не узнают, как вышибал из него "высшее образование" визгливый старшина Закорюченко, как он, не привычный к голоду, страдал от недоедов и еще больше - от тупой, затаенной злобы к его интеллигентским замашкам: "вы", "пожалуйста", "позвольте", "будьте любезны"...

У него было увлечение и даже больше - его первая любовь - худенькая, нервная студентка Валя. Вечером, перед отправкой его на фронт, они целовались до жаркости за старой баржей, вытащенной на берег реки, и сквозь стиснутые губы Валя патриотически выдыхивала: "Ты бей их, бей беспощадно!". А потом легла на песок и сказала, что она желает принадлежать только ему одному и готова на все.

Сергей застеснялся, сконфузился, стал почему-то извиняться, они ушли с берега молчаливые и пристыженные. Валя писала ему на фронт каждый день, влюбленность их росла от письма к письму, где-то, глубоко затаенное, жило в Сергее сожаление о том, что ушли они тогда от баржи просто так, и еще он очень сожалел, что не может написать ничего такого, выдающегося о своих делах на войне, до лжи он скатиться не мог. Он открыто презирал солдат, которые в письмах к заочницам городили о войне черт-те что, и те, судя по ответам, верили всем этим небылицам, восхищались солдатами и боялись за них.

Впрочем, на фронте Сергей был всего неделю, прибыл он в артбригаду с пополнением, прибыл явно не по назначению, потому что прошел общевойсковую подготовку и, вроде бы, все знал и умел, на самом же деле ему, как и многим его сверстникам, предстояло набираться ума, приобретать опыт в боевой обстановке, если обстановка позволит, если командиры-стервятники не стравят его, сверхзеленого, неустрашимого бойца, в первом же бою.

При форсировании реки проломился и утонул вместе с оружием подо льдом командир взвода управления дивизиона майора Проскурякова. Достали из-подо льда и орудие, и тело офицера, орудию-то что, отчистили, смазали, но стылое тело человека закапывать пришлось. Бойцы вспоминали нечасто своего взводного, на нового младшего же лейтенанта косились, слушались его неохотно, иногда в пререкания с ним вступали, майор Проскуряков, вроде бы, и совсем не замечал.