Воспоминания о Марине Цветаевой   ::   Цветаева Марина

16-ти лет, будучи еще в гимназии, Марина выкрасила волосы в золотой цвет, что очень ей шло, очки носить бросила (несмотря на сильную слепоту), гимназию кончать не стала. Жила своей внутренней жизнью. 18-ти лет напечатала первый сборник стихов «Вечерний альбом». 20-ти лет напечатала вторую книгу стихов «Волшебный фонарь». Кто, зная Марину в те годы, мог предвидеть трагическую судьбу поэтессы Марины Цветаевой.

Младшая сестра Ася, подвижная, находчивая, ловкая, в детстве с мальчишескими ухватками, была небольшого роста, худенькая, с легкими светлыми волосами, нежным цветом лица, как и Марина, и тоже близорукая. Ася обладала блестящей памятью. быстротой мысли и впоследствии обращавшим на себя внимание даром слова. Характера она была открытого, живого, довольно дерзкого, в детстве надоедавшая всем назойливым, требовательным, ноющим плачем по всякому поводу. Становясь старше, оставалась трудной в быту и трудной самой себе.

20-ти лет напечатала первую книгу «Королевские размышления» и 22-х лет вторую «Дым, дым и дым».

Сестер сближала с их матерью общая одаренность, мучительная тяга к чему-то, надрыв в горе и в радости (так ярко сказавшийся позднее в стихах Марины, например в «Поэме Конца»). Надрыв, приводивший к поступкам исступленным, часто общая для них всех троих субъективность восприятия (окраска звука и т. п.) и эгоцентризм, безотчетно переходивший порою в холодный цинизм, находивший для себя почву в сложившихся обстоятельствах.

Болезненные явления приписываю я наследственности из семьи Мейн, сестра старика Мейна была психически ненормальною.

Таким детям с ранних лет нужно было руководство, прежде всего богатое душевным теплом. Мария Александровна сама была человек порывистый, несдержанный. Отец поощрял в детях, поддерживал, не жалея средств, все, что могло повысить их культурный уровень: общее образование, знание языков, помощь репетиторов и гувернанток, занятия музыкой, путешествия, но личное повседневное руководство разве мог он взять на себя? Да педагогика и не была его призванием. Я избегала столкновений с М. Ал. Отец, видимо понимая мою линию поведения, и сам шел на многие уступки ради покоя, весь поглощенный своей работой и делами Музея. Все шло более или менее благополучно, пока судьба не нанесла всему решительный удар. Но то было еще впереди.

Весной <1906 года>отец выехал в Крым, чтобы перевезти М. Ал. и двух девочек домой. Брат Андрей целых 4 года не видел их. Да и я уже 3 года. Марине было уже 14 лет, Асе — 12. Какими они стали? Дорога им будет очень трудная: до железной дороги много езды на лошадях! Как справиться с совсем слабой больной и беспомощными в дороге детьми? 21 мая 1906 г. отец писал Нечаеву-Мальцеву из Ялты: «Я переживаю здесь тяжелые дни. Что делается в Москве? Числа 28-го надеемся переехать в Тарусу. При благополучии 31-го надеюсь быть в Москве». Отец беспокоился о делах на службе и в музее: «Здоровье больной безнадежное. Больная страдает не одной чахоткой, но и совершенно разбитыми нервами, астмой и крайней слабостью сердца.

Был на почтовом дворе, законтрактовал 2 ландо и подводу под багаж. Больная так слаба, что до экипажа придется нести ее в кресле».

После долгого и трудного пути семья была водворена в знакомый, милый домик над Окой.

«Я совсем измучен», — писал отец. «Дамоклов меч висит над нами», — добавлял он по поводу все ухудшавшегося здоровья больной.

Девочки сильно выросли. Прямо с дороги обежали они и дом, и свои верхние комнатки с балконом над садом, и двор с кустами бузины у большого сарая, и старый сад, и спуск к реке, где еще цела была лестница с земляными ступенями, которую выкопал Сережа Иловайский, когда гостил у нас в Тарусе.