Анюта   ::   Агеев Леонид

Вениамин отвлекся резко изменившимся ходом партии за столиком слева, где неотвратимо назревал мат черным, и забыл о дяде... Он любил приходить в этот уголок сада: когда-то, в школьные годы, именно здесь начался, как это пишут в газетах, его путь в большой спорт, в большие шахматы. А теперь он - первый шахматор планеты, единственный олимпиец. Да, вот уже второй месяц он - самый-самый... После прошлогоднего чемпионата Вениамин долго сидел над схемой своего Вена-2, ища в ее хитросплетениях свой путь в чемпионы. И высидел-таки: нашел новый материал для основного канала связи в узле воспроизведения информации, материал, который позволил увеличить пропускную способность этого самого канала вдвое. Большего и не требовалось. Пользуясь, согласно уставу федерации шахматоров, своим правом олимпийца, он предложил новый регламент партий, сократив время на обдумывание хода с десяти секунд до пяти, и в апреле стал самым-самым, выиграв на турнире олимпийцев все двадцать две партии, причем трое соперников Вена-2, хозяева которых пытались форсировать режим работы своих питомцев, сгорели от перегрузок прямо за шахматной доской. Победа с фейерверком!

Идея насчет нового материала оказалась как нельзя более кстати и на работе. Вовремя ты ее, Веня, подкинул своему начальству: начальство опять долго чесало затылок, глядя на тебя, и даже покачивало головой - задумчиво-положительно покачивало...

Что-то стало холодать,

не пора ли нам поддать?

раскатилось над столиками. Ну, видимо, дела у дяди идут хорошо. А ведь и верно - неплохо идут...

Прибауточник раскрыл свой портфель, вытащил плоскую бутылку, отвинтил пробку-стопку, налил "полную жизнь" и, запрокинув голову, отправил эту жизнь прямиком в горло. Достал яблочко, повертел его с сомнением - закусить ли? - и бросил обратно в портфель.

- А ты, друг, не замерз часом? - протянул он бутылку партнеру в правой руке и смахивая левой пот со лба.

Партнер буркнул "благодарю" и, глубоко погрузив подбородок в сомкнутые ладони, нахмурил бледное чело. Правое веко у него чуть подергивалось.

А за столиком слева позиция окончательно запуталась. Вениамин едва начал разбираться, что к чему, как снова раздалось:

Ручки зябнуть, ножки зябнуть,

не пора ли нам дерябнуть?..

Дядя весело повторил процедуру с "полной жизнью". Правда, яблочко на этот раз отправил в рот и, похрустывая, снисходительно уставился на порозовевшего соперника.

Да, дядька был что надо! Фигура... Прямо Остап Бендер. Хотя, нет, скорей - Ноздрев. Он самый - Ноздрев! А соперник его на Чичикова не похож, совсем не похож... Помни, Веня, вспоминай классиков древних: двести пятьдесят лет прошло не было никого лучше и на горизонте не видать...

Мат, мат, мат, мат!

Проиграл нам Ленинград!

Уничтоженный дядькин соперник, не глядя по сторонам, освобождал место за столиком. Увлажненные линзы его подрагивали, плавая по яблокам глаз.

- Ты что, расстроился никак? Зря, брат! Не печалься, дорогой, не расстраивайся - мне все проигрывают! Приходи завтра - еще разок проиграешь! И послезавтра приходи: я в отпуск к сыну приехал, два месяца жить тут у вас буду - наиграемся! Шахматы я страсть как люблю и уважаю.

О партии за столиком слева Вениамин думать уже не мог: на сегодня ему хватило и дядьки...

Утренней гимнастикой Вениамин занимался с детства, и не было дня, когда бы он не проделал разученный двадцать пять лет назад комплекс упражнений: движения давно уже стали автоматическими, привычными - как побриться и помыться. Посадив на правую скулу Мышку, он делал "руки вперед - руки в стороны" и размеренно, глубоко дышал у открытого окна. Когда Мышка, медленно переползая с правой щеки на левую, сорвалась задними присосками и беспомощно повисла на подбородке, Вениамин недовольно прервал свои упражнения и помог ей.