Барабан на шею!   ::   Панарин Сергей

 — И я…

— И ты, Болваныч, заткнешься и дашь мне сказать!!! — заорал Лавочкин.

Палваныч опешил, предоставив оппоненту возможность выплеснуть накипевшее. Коля и сам очумел, осознав, что назвал Палваныч а обидными прозвищем, поэтому сбавил обороты:

— Как, по-вашему, я снюхался с Хельмутом? По мобилке отзвонился, пока вы с чертовой бабушкой беседовали? «Эсэмэску» кинул? С момента, который Шпикунднюхель очень даже справедливо описывает словами «барон Николас ценой собственной жизни избавил мир от страшной угрозы», то есть от вас, я постоянно был с вами. Под вашим чутким руководством, елки-ковырялки… Единственное, в чем не прав главный вальденрайхский особист, так это в том, что я избавил мир от угрозы. Ни хрена подобного, вот он вы… И если вы еще раз начнете строить из себя строгого командира, гонять меня по ручьям или учините еще какую-нибудь пакость, я уйду. У меня значительно больше шансов справиться с миссией без вас. Я отлично справлялся. Вот доказательство.

Парень помахал книгой перед носом начальника. Прапорщик исподлобья глядел на солдата и раздумывал: то ли рубануть, то ли не надо.

— Что ты этим всем поимел в виду? — промолвил растерянный Дубовых.

Лавочкин отмахнулся и пошел к телеге.

Ехали молча, дуясь друг на друга. В конфликте людей пес сохранял нейтралитет: свернулся клубком и спал, не обращая внимания на тряску.

Коля попробовал читать. Не получилось. Слишком сильно плясали строчки. Зато появилось время поразмыслить над угрозой киллеров: «Веры лопоухому нет никакой. Соврет и не покраснеет. Собаки не краснеют… А вдруг не солгал? Тогда нам крышка без знамени! Да и со знаменем было бы туго, с дырявым-то… Что противопоставить четверке магов-бойцов? Скорее всего, они нас никогда не видели. Значит, организуют погоню, ориентируясь на оставленные нами следы. А уж наследили мы — будь здоров! Наскандалили, стащили самую идиотскую повозку в мире, да еще и докладываем всем, кто мы и кого ищем… Значит, если стоит задача раствориться, то нужно вести себя тише, избавиться от телеги, сменить имена, а также выведывать о воре, меняя легенду от села к селу!..»

Пока Лавочкин разрабатывал комплекс конспирационных мероприятий, сзади остались три деревни. В каждой Палваныч терпеливо устраивал соцопросы. Ни в одной из них не знали о Шлюпфриге.

Почти стемнело. Кобелек выспался и беспокойно водил носом, ловя запахи.

— Что, собаками повеяло? — спросил прапорщик.

— Ими, чаровницами.

— Сиди, не дергайся.

— Давно хотел узнать твое имя, — заговорил Коля. — Мы всё «Пес в башмаках» да «Пес в башмаках». А ведь у тебя наверняка кличка есть.

— Ох… Право же… Шванценмайстер, [8] — нехотя буркнул кобелек.

Дубовых и Лавочкин засмеялись.

— Хорошее имя, а главное, точное! — сказал парень.

— Между прочим, старинная аристократическая фамилия, — почти протявкал Шванценмайстер. — И я, к вашему сведению, маркиз.

— Вот брехло! — расхохотался Палваныч. — Уморил, самозванец шелудивый… «Маркиз»! Ну, комик!

Солдат катался по телеге, держась за живот.

— Ах, вы не верите?! — вспылил пес. — Что ж, вы неотвратимо пожалеете. Прощайте!

Шванценмайстер в башмаках соскочил наземь и затопал к ближайшему чернеющему в темноте кустарнику, за которым начиналась очередная роща. (Россиянам эти мелкие, в основном кленовые леса порядком поднадоели.)

— Эй, вернись, Шварценеггер, или где ты как… — позвал Дубовых. — Не обижайся! Просто смешно звучало.

Пес не оборачивался, упрямо удаляясь от дороги. Фигурка Шванценмайстера растворилась в глубоких сумерках.

Прапорщик покричал еще, затем спохватился: упускать кобелька не входило в его планы. В припадке благоразумия Палваныч не стал вызывать черта, сидя в повозке. Слез, отошел в сторону.